Мечник. Око Перуна
Шрифт:
Доброшка ничего не ответил. Он вспоминал своих родителей.
Матушку сосватали за батюшку, когда они были чуть старше, чем теперь сам Доброшка. Любили ли они друг друга? Если и любили, то не так, как описывал любовь Архимед.
Если бы в Летославль вдруг в самом деле явился «самый лучший человек», то отец, конечно, не отдал бы ему матушку ни за серебро, ни за золото. А если бы тот пытался настаивать, дал бы ему в глаз. А если бы матушка сама попыталась к нему убежать, то, пожалуй, убил бы до смерти. Но и нежных стихов он
Солнце окончательно зашло за горизонт, полыхнув напоследок малиновым отсветом в облачном окоеме.
Цы
По мере приближения к Киеву Днепр набрал силы и мощно катил свои волны к полуденной стороне. Берега отдалились. Грести почти не приходилось. Течение влекло суда с приличной скоростью – только рули.
Края эти были обжиты гораздо более плотно, чем родной Залесский край. Села и небольшие городки попадались все чаще.
К Киеву подошли под утро. Последнюю ночь корабли шли не останавливаясь. Сильно было желание поскорей достичь цели путешествия.
Причалили, когда рассвело.
Стольный град с первых шагов поразил Доброшку своими размерами и многолюдством. Он отличался от Летославля, Колохолма или даже от Радимова, как небо отличается от земли. Крепостные стены высились над крутыми берегами как неприступные скалы. Башни своими шатрами уходили, казалось, прямо в небо. Жарким золотом блестели купола храмов. Над городом плыл колокольный звон. И даже запахи были какие-то другие. К привычному печному дымку и запахам реки примешивались странные пряные ароматы, шедшие от складов заморских купцов.
У бесконечных причалов собрались сотни разных больших и малых, славянских и заморских ладей.
Как только команда драккара высадилась на берег, Харальда-конунга как подменили. Куда только делся веселый удалец, не чуравшийся дружеской пирушки и крепкого словца? Это снова был конунг. В изгнании, без королевства, но – король. Отдалился на немыслимую высоту. Сменил потертую кожаную безрукавку на аксамитовый плащ. На золотых кудрях – золотой обруч. Смотрит важно – поверх голов. Лицо как заледенело.
Ближние дружинники его, с которыми еще вчера Алеша и Илья делили труд на веслах и кусок хлеба, тоже преобразились. Надели все самое наилучшее. Привесили оружие.
Харальд собирался ко князю Ярославу. Доброшка хотел сначала пойти вместе с Харальдом и передать ценную ношу, ларец с измарагдами, как бы между прочим. Но сразу стало понятно, что ничего не выйдет.
К Харальду прибыли великокняжеские мечники, которые должны были сопроводить его в светлые Ярославовы палаты. Дружинники замкнули вокруг конунга неприступное кольцо – не подступишься. У даккара собрались
– Гляди, варяжский князь прибыл!
– Где, который?!
– Да ослеп, что ли, вон, смотри, золотом сверкает.
– А молодой!
– Чего ему нужно-то?
– Да чего варягам нужно, всегда одно…
– Ярослав привечает их, варягов-то.
– Да, вон глянь, дружина-то у него – здоровые ребята.
– И не говори…
В набежавшей толпе мечники живо проделали коридор, люди расступились, и Харальд-конунг с подобающей важностью двинулся по деревянным мостовым в гору, к великокняжеским палатам. И не обернулся. Только Архимед, которого Харальд взял с собой как друга и толмача, помахал на прощание рукой.
Шумная процессия удалилась. Колохолмцы проводили ее взглядом. Причал опустел.
– Ну что, братья и дружино, – Илья закинул на плечи дорожную торбу, – нужно искать постой.
– Пожалуй, – согласился Алеша.
– Как же мы ко князю-то попадем? Нужно было все-таки с Харальдом идти, – посетовала Белка.
– Там видно будет. Был у меня при дворе в былые времена знакомый человечек. Небось не забыл старого друга Илейку. Через него попробуем. Где ларец-то?
– Ларец на месте, у меня, – отозвался Доброшка, – я его пуще ока стерегу.
– Ну хорошо, стереги крепко. Это тебе не Колохолм. Тут и стены выше, и колокола звонче, и тати пронырливей. Не успеешь моргнуть – не только Перуново, а твое собственное око утащат. И не сыщешь.
– Пошли.
Друзья взвалили на плечи свою небогатую поклажу и двинулись вслед ушедшей процессии.
Постой нашли без труда. На постоялом дворе им отвели целую избу. Разложив добро по рундукам и наскоро позавтракав купленным по пути хлебом и молоком, пошли смотреть город. В избе оставили хозяйствовать Предславу.
Поначалу держались всей толпой. Илья знал город и вел спутников по кривым улочкам. Однако и он иногда останавливался в недоумении. За прошедший десяток лет многое поменялось. Каждый пожар (а случались пожары в деревянных кварталах часто) вносил свои правки. Строились новые дома, перестраивались старые.
Немного поплутав, друзья вышли на храмовую площадь. На ней возвышалась сложенная из кирпича огромная одноглавая церковь.
– Десятинная, – пояснил Илья и перекрестился на золоченый купол. Остальные последовали его примеру. – При князе Владимире построена.
– Давайте зайдем. – Белка потянула Илью за руку.
– Давайте. – Илья подался вслед за Белкой. – Говорят, эта церковь – точно такая, как в самом Царьграде греки строят. Святости в ней – как в твоем улье меду. Благодать прям как обухом по голове. Это если человек грешник неисправимый. А ежели праведник – то ничего, выживет.
Доброшка покосился на воеводу: непонятно, шутит или всерьез говорит. Но на всякий случай заходил осторожно. Мало ли чего… Перекрестился перед вратами. Вошел как нырнул.