Мечников. Избранник бога
Шрифт:
— Мне кажется, ему стоит понимать, что мы хотим с ним сделать, — ответил Сеченов. — В противном случае он рассудка лишится, когда мы начнём проводить эту манипуляцию. Я её, если честно, и сам побаиваюсь!
— Что со мной было? — промямлил Родников. — Сколько я спал?
— Меньше минуты, Эдуард Семёнович, — улыбнулся я. — Так, давайте-ка расставим все точки. Мы с Иваном Михайловичем — не бандиты. Не варвары и не садисты. Мы не станем проводить эту процедуру на ком-то, кто не согласен это делать. Однако куда проще сделать это с коллегой, нежели с пациентом. Понимаете, господин Родников?
Я знал, что возможность хотя бы немного прославиться может подкупить Родникова. Он привык получать максимум выгоды, прилагая минимум усилий. К примеру, спать на приёме и забирать минимальную заработную плату, которую передаёт через Кораблёва орден лекарей.
А тут у него есть возможность немного потерпеть неприятную процедуру и попасть после этого в статью. Войти в историю как первый пациент!
— Ох, господа, — вздохнул Родников. — Не хотел я на это соглашаться, но вы меня вынудили.
— У вас ещё есть шанс спастись, Эдуард Семёнович, — усмехнулся я. — Скажите, вы сегодня завтракали?
— Да какой там… — отмахнулся он. — Я обычно не успеваю. Просыпаюсь за полчаса до начала приёма. Потом в перерыве бегаю в лавку напротив амбулатории и беру там булочки.
— А вчера когда последний раз ели? — продолжил уточнять я.
— Примерно в шесть вечера поужинал и больше не ел, — ответил Родников.
— Что ж, спасибо за честность, — кивнул я. — Значит, наш пациент готов, Иван Михайлович. Можем проводить процедуру, — я вновь перевёл взгляд на Родникова. — Ну что, Эдуард Семёнович, не отступитесь? Поможете нам в этом нелёгком деле? Уверяю вас, в будущем эта процедура будет стоить дороже, чем одна консультация лекаря. Вам, как первому добровольцу, проведём её абсолютно бесплатно.
— Уговорили, я готов, — кивнул он. — Только расскажите, что я почувствую. Хочу знать заранее, что меня ждёт.
— Сначала я опрыскаю ваше горло анестетиком, Эдуард Семёнович. Это поможет убрать рвотный рефлекс, — объяснил я.
— Анестетиком? — не понял Родников.
— Вещество, которое на час-полтора уберёт чувствительность в глотке, — пояснил я.
— Так… А дальше что? — поинтересовался он.
— Дальше мы смажем трубку и введём её в пищевод. Будет неприятное ощущение, будто вам хочется выплюнуть этот аппарат. Может тошнить. Я буду говорить, как надо дышать в процессе. Мы быстро осмотрим вас изнутри. Если будете себя хорошо вести, тогда процедура пройдёт менее чем за пятнадцать минут, — объяснил я.
— Что значит «хорошо себя вести»? — напрягся Родников.
— Это значит — делать всё, что я скажу. Строго, — объяснил я.
— Ух… — шумно выдохнул он. — Ладно. Ради пациентов я готов пойти и на такое, — смирился Родников. — Давайте приступать! Чем быстрее закончим, тем лучше.
Я прекрасно понимал, что Эдуард Родников соглашается на эту манипуляцию во многом потому, что до сих пытается реабилитироваться передо мной. До сих пор чувствует вину за то, что обозвал меня некромантом и выступил против меня в суде. Что ж, я уже давно перестал обижаться на него за эту выходку, поскольку понял причину
— Иван Михайлович, — обратился я к Сеченову, — выступите в роли моего ассистента, хорошо? Я буду проводить процедуру, а вы помогать.
— Конечно, Алексей Александрович, — кивнул он. — Никаких проблем. Только… Очень прошу, вы уж дайте мне тоже посмотреть в стёкла. Мне жутко интересно узнать, как выглядят изнутри органы живого человека.
— Какие вопросы, господин Сеченов? — пожал плечами я. — Это ведь наше общее изобретение. Оба посмотрим, не беспокойтесь.
Я попросил Родникова лечь на кушетку. Затем мы перевернули его на бок и попытались вложить в его рот специальный загубник.
— Что это? — стиснул зубы Эдуард Семёнович. — Зачем?
— Это нужно, чтобы вы не перекусили пополам трубку. Сами понимаете, что произойдёт, если вы случайно отрежете резцами наш аппарат и тот останется в желудке, — объяснил я.
— Понял, — кивнул Родников. — Вопросов больше нет.
Загубник мы сделали из обыкновенного металлического листа, внешняя сторона которого была окружена резиной, чтобы зубы не травмировались и спокойно тонули в мягком упругом материале.
— Анестетик, Иван Михайлович, — попросил я. — В моей сумке, в правом кармане. Я сделал его в виде спрея.
Сеченов передал мне анестетик, извлечённый из желёз Токса, и я опрыскал им горло Родникова.
— Сейчас там всё онемеет, — объяснил я. — Будет ощущение, что вы не чувствуете, как глотаете. Не беспокойтесь, глотать вы и дальше можете, просто не будете ощущать, как происходит этот процесс.
Родников, лёжа на боку, кивнул.
После этого я ввёл рабочую трубку в его ротовую полость, предварительно смазав её особой нейтральной смазкой, которую извлёк из определённого сорта Уни-Грибов. А затем аккуратно проскользнул дальше.
— А вот теперь — глотайте, Эдуард Семёнович! — велел я.
Родников трясся от напряжения, но всё же справился с этой задачей. Как только мышцы его глотки начали проталкивать трубку дальше, я мигом проскользил в пищевод, а затем передал рабочую часть Сеченову.
— Дальше вы сами, Иван Михайлович, а я буду осматривать органы, — сказал я, после чего ободряюще похлопал Родникова по плечу. — Держитесь отлично, всё в порядке. У вас около лица лежит поддон. Если будет выходить слюна, не беспокойтесь. Пусть стекает туда. Если будет отрыжка — тоже ничего не бойтесь. Не стесняйтесь нас. Сегодня вы в роли пациента.
— Угу, — простонал Родников.
Я же с трепетом приложил глаза к стёклам, включал магический кристалл и…
Вот оно! Вижу. Всё-таки работает!
Сложно даже примерно описать чувства, которые испытывает человек, который сам собрал аппарат и сам смог увидеть через него органы своего «пациента».
Слизистая пищевода гладкая, ровная, никаких язв и прочих повреждений.
— Так держать, Эдуард Семёнович, — кивнул я. — Двигаюсь в желудок. Будет чувство, что внутри вас кто-то возится. Это нормально, дышите через рот. Как я уже и сказал, если не будете давиться, процедура закончится через десять-пятнадцать минут.