Мечта цвета фламинго
Шрифт:
Галина Андреевна Голощекина готовила мужу обед и уже который раз неожиданно для себя застывала в раздумьях то с ножом, то с ложкой в руках прямо посередине кухни. Беспокойство, которое поселилось в ней после разговора у микроскопа с Муромцевой, не только не оставляло ее, а, наоборот, усиливалось. Нина пообещала, что Галина еще пожалеет обо всем. А о чем ей, собственно, жалеть? Ее семья – ее крепость, и она имеет полное право охранять ее так, как считает нужным. Никто же не осуждает защитников цитаделей, которые бесчеловечно выливали на головы осаждающих бочки горячей смолы и забрасывали их булыжниками! Их даже считают героями, памятники им ставят. На войне свои законы! Галина почувствовала себя удачливым полководцем, а Нину – поверженным противником и решительно посолила кипящее на плите душистое харчо, самое любимое блюдо Льва Егорыча. Но все-таки интересно, куда направилась Муромцева после разговора с ней? Имела ли ее угроза под собой реальную почву или являлась чистой воды
Галина Андреевна выключила газ под готовым харчо и принялась за куриные котлетки. Давидик еще оценит ее старания! Еще скажет спасибо! Он вернется к ним из своей квартиры на Караванной, и они опять заживут втроем душа в душу до тех пор, пока она не найдет ему подходящую девушку. Галина поправила на пальце специально сделанное по ее заказу украшение, состоящее из трех сцепленных между собой колечек. Самое толстое гладкое кольцо – это Лев Егорыч; колечко потоньше, с алмазной насечкой, – это она, Галина; а тоненькое, украшенное витой проволокой, – Давидик! И никого другого им пока не надо! А девушка? Девушка будет попозже. Она даже знает, где ее взять. Пожалуй, не нужна им вторая решительная Галина Андреевна! Как это она сразу не догадалась! Ее, Галининой, силы характера хватит на всех. Пусть будущая жена Давидика будет мягкой и послушной, а Галина воспитает ее в том стиле, в каком потребуется. И для этой роли вполне подойдет, например, секретарша Леночка. Во-первых, она хорошенькая, как куколка, вся в золотых кудряшках; во-вторых, она из хорошей семьи, дочь заведующей заводской поликлиникой; в-третьих, готовится к поступлению в институт, так что за нее не стыдно будет перед людьми. Галина Андреевна удовлетворенно хмыкнула и перевернула на другой бочок последнюю золотистую котлетку в сухариках.
Когда она сделала сырники и заварила свежий чай с бергамотом, в замке входной двери заскрежетал ключ Льва Егорыча. Это Галине сразу не понравилась. Между ними было принято, что Левушка звонит, а она открывает ему дверь, сияя приветливой улыбкой, целует в щеку и забирает из рук портфель с деловыми бумагами. Левушка идет мыть руки и переодеваться, а она весело щебечет о том, как у нее прошел день. Потом они садятся за стол и вместе обедают, и не впопыхах, а основательно. У Галины все всегда как в ресторане. На столе красивая скатерть, под глубокой супной тарелкой – обязательно вторая, плоская, хлеб на специальных маленьких тарелочках у каждого прибора, рядом льняные салфетки, продетые в гематитовые кольца, и обязательно – сухое вино. Уж больно она любила сухое вино и подавала его всегда. Левушка, в общем-то, не противился, только иногда просил налить ему вместо вина рюмочку коньячку. Галина при этом понимающе улыбалась – у мужа был трудный день – и вместе с ним тоже выпивала грамульку коньяка. После обеда Левушка обычно дремал перед телевизором под вопли спортивного канала, а она мыла посуду. Потом они вместе гуляли или, если была плохая погода, слушали классическую музыку или смотрели телевизор. Потом Левушка садился за свои бумаги, а она тихонько устраивалась рядышком с детективчиком, женским романом или с какой-нибудь серьезной литературой. Таким образом, все их ежевечернее времяпрепровождение обросло традициями, которые оба любили и старались не нарушать. В них, в традициях, были оплот и сила их семьи. Приходящие к ним гости всегда завидовали такой не растраченной с годами их дружности и любви друг к другу. А Галина при этом всегда гордилась собой и презирала гостей за то, что они не сумели сохранить в своей семье подобных отношений. Конечно, для этого надо было потрудиться. Даром ничего не дается. Ее Левушка – тоже не ангел с крыльями, а обыкновенный мужчина с присущими этим индивидуумам недостатками. Она тоже могла бы закатывать ему истерики, а потом рыдать у подружек (а тогда их непременно пришлось бы завести) на груди, но она этого никогда не делала. Она старалась не зацикливаться на его недостатках, делала вид, что их и вовсе нет, давя в себе раздражение или, может быть, даже обиду. И эта игра стоила свеч. Она много лет культивировала идеального мужа и, в конечном счете, оказалась в выигрыше. Лев Егорыч был взращен ею и с возрастом все больше и больше соответствовал идеалу. Всем остальным ленивым и нерасчетливым женщинам оставалось только завидовать Галине Андреевне. «Я ни разу, ни на одну минуту не пожалела, что вышла за Льва замуж!» – говаривала Галина, и это было чистой правдой.
И вот сегодня одна из традиций почему-то была нарушена Львом Егорычем. Галина, позабыв снять передник с миленького домашнего платьица, что тоже являлось нарушением традиций, выскочила в коридор.
– Что случилось, милый? – встревоженно спросила она вошедшего мужа. – Ты не звонишь…
Лев Егорыч смотрел в чистые, полные любви глаза жены и ничего не понимал. Как она, его Галина, такая интеллигентная, нежная и предупредительная, могла сделать то, что сделала? Что-то здесь не так! Ее оговорили. Он теперь это совершенно ясно и отчетливо видит!
Он сунул ей в руки портфель и вместо того, чтобы мыть руки и переодеваться, сразу прошел на кухню, сел на свое любимое место у окна и смял льняную салфетку. Гематитовое кольцо соскользнуло с ткани на пол и развалилось пополам. Галина вздрогнула. Она стояла
– Скажи мне, Галя, – начал Лев Егорыч и нервно поправил душивший галстук, который носил всегда, даже в самую страшную жару, – что ты не имеешь отношения к той липовой справке, в которой Давид объявлен сумасшедшим маньяком!
В мозгу Галины Андреевны мгновенно пронеслись десятки вариантов оправданий, вплоть до того, что она с риском для жизни вырвала эту справку из рук Ольги Дмитриевны Корниловой, которая эдакой грязной бумажонкой ее, Галину, шантажировала, чтобы продвинуть своего сыночка дальше вверх по служебной лестнице. А Лариса Муромцева якобы в этот самый момент сидела в кафе как раз рядом, потому что до появления Корниловой они мирно обсуждали детали предстоящей свадьбы. Но что-то в лице Льва Егорыча подрезало крылья фантазии Галины Андреевны. Это «что-то» обещало ей, что муж обязательно проверит все, что она ему сейчас скажет. И Галина выдвинула в свою защиту единственно возможное в такой ситуации оправдание:
– Я хотела как лучше, Левушка… Нельзя было допустить, чтобы Давидик связал свою судьбу с этой страшной женщиной!
– Кого ты имеешь в виду? – осторожно спросил Лев Егорыч.
Галина Андреевна промедлила лишь мгновение. Кого же назвать: Нину или Ляльку? Пожалуй, лучше Ляльку, потому что жить Давидик собирался отдельно от Нины в собственной своей квартире.
– Конечно же, эту девицу! Ты даже не представляешь, в каком виде она ходит по улицам! Она же настоящая путана! – Галина для придания своему сообщению интеллигентского налета выбрала именно это слово из нескольких других синонимов более низкого свойства. – Представь, мы случайно столкнулись с ней в кафе! Я зашла выпить воды, а она там сидела в огромной компании сомнительного вида мужчин. – Голощекиной уже виделись эти сомнительного вида мужчины, все, как один, кавказского происхождения. – Я даже вздрогнула, а она…
– Галина! – Лев Егорыч стукнул по столу ребром ладони. Жалобным звоном отозвались мельхиоровые столовые приборы. – Я только что видел Ларису. Она не похожа на проститутку, – он не захотел смягчать выражения. – Более того, она похожа на несчастного, обманутого ребенка!
Галина поняла, что неосмотрительно выбрала не тот вариант, и решила поправить положение:
– Ты так говоришь, потому что не знаешь ее мать, а я проработала с ней целых пятнадцать лет! Эта Нина… помнишь я тебе говорила, как застала ее с… – И Галину Андреевну понесло особенно забористо, потому что сейчас она сочиняла уже не из любви к искусству, «а токмо своего живота ради».
А Лев Егорыч уже не слушал. Он смотрел на женщину, с которой три года назад отметил серебряный юбилей совместной жизни, и удивлялся, что так долго ничего ущербного в ней не замечал. Теперь он вспоминал, что ни разу за все эти годы не слышал от нее доброго слова в адрес кого бы то ни было. «Эта Нина» для Галины всегда была выскочкой и бездарностью, две другие сослуживицы – жалкими мокрыми курицами, начальник – ни на что не годным непрофессионалом, еще один мужчина – горьким пьяницей, а другой – дурно воспитанным Буратино. Соседку Ингу, с которой Лев Егорыч всегда любезно и с удовольствием беседовал в лифте, Галина называла олигофренкой, ее мужа, военного в отставке, – неотесанным солдафоном, а их сына-подростка – отморозком, по которому тюрьма плачет. Увлекшись процессом, он стал перебирать в уме клички и нелицеприятные определения, которые жена давала его друзьям, посещавшим их дом. Оказалось, что он всю жизнь дружил с дебилами, шизофрениками, карьеристами, лизоблюдами, бабниками и прочими, не менее симпатичными товарищами. А как же она называет своих подруг? Лев Егорыч напрягся и не смог вспомнить ни одной подруги Галины Андреевны. Как же так получилось, что у нее нет ни одной подруги, ни одной приятельницы! Как же он раньше не придавал всему этому значения? Видимо, все это оттого, что он всегда слишком много работал и страшно уставал… У него просто не было сил вникать во все это… Он всегда слушал щебет жены вполуха… Он был доволен, что для него лицо Галины всегда светится улыбкой, что она не ходит дома неряхой и распустехой, что для него всегда накрыт праздничный стол, каждый день ему приготовлена свежая рубашка, сын накормлен, ухожен и досмотрен. Ему нравилось, как Галина произносит слово «милый» и протяжно так и ласково его имя – «Ле-е-евушка-а-а». А любил ли он ее? Может, он просто любил комфорт, который она ему организовывала изо дня в день уже более двадцати пяти лет. Лев Егорыч с пристрастием взглянул на жену: несколько расплывшиеся, но крепкие еще формы, стильная стрижка на ровно выкрашенных в естественный цвет волосах, моложавое полное лицо почти без морщин и с умело наложенной косметикой. Она и в постели была еще очень ничего и никогда ему не отказывала, как не отказывала никогда и ни в чем.
Галина Андреевна под пристальным взглядом мужа сбилась, замолчала, отложила на стул портфель, который так и держала в руках, и нервно поправила волосы.
– Ты меня не слушал, Левушка? – жалобно спросила она.
– Почему же не слушал? Слушал и даже могу сделать вывод: все вокруг дебилы, проститутки и маньяки! Верно, Галина?
– Ну почему же… Не надо преувеличивать…
– Честно говоря, я не представляю, как ты посмотришь теперь в лицо собственному сыну! – не стал развивать до этого заявленную тему Лев Егорыч.