Мечта для мага

Агатова Анна

И тянулась к нему, стараясь если не поцелуем, то коснуться хотя бы носом, рукой, грудью, и шептала, с трудом одолевая сонное оцепенение: «Поцелуй меня, милый!»

Меня бросило в жар.

Дубина Зуртамский - и нежное «Девочка моя! Лиззи!»? Какой-то кошмар!

Интересно, он тоже видел эти сны?

– Лиззи, дитя моё! С тобой всё в порядке?

Что? Ах да. Папенька. Улыбнулась через силу.

– Не надо было к нему ходить. Он плохой, папенька. Я его не люблю!

А отец посмотрел на меня с жалостью и пониманием, взял под руку, позволяя

мне опереться на него, и повёл к выходу.

– Я не мог не поблагодарить господина мага, Лиззи.

– Почему?
– мне было не очень интересно - в голове кружились совершенно невероятные предположения, заставлявшие цепенеть спину, руки и ноги, но нужно было отвлечь отца от моего состояния, и я послушно шла за ним.
– Меня защищал амулет.

– Какая же ты молодая ещё, дитя моё, - ласково похлопал папенька по моей руке.
– А от себя самой кто тебя защитил? Он, господин маг.

Я остановилась, повернулась к отцу и уставилась на него в упор.

– Не понимаю. Объясни, отец.

93. Лиззи Арчинская

– Мне всё время казалось, что ты не рада предстоящей помолвке, - почти невидные брови на высоком лбу отца двинулись вверх умильно, как в детстве.
– Не по душе тебе это всё, грустная ты была какая-то. И ещё казалось, что что-то тебя мучает. Или за душу тянет.

Отец вглядывался в моё лицо, в его глазах читался вопрос. Но я молчала. В душе царило пытаясь смятение, и я пыталась его не выдать. Отец продолжил:

– Господин маг сделал то, на что я не решился - он вовремя вмешался, и этим расставил всё на свои места. Я очень ему благодарен за это. За это, а не за то, что закрыл собою. Хотя это тоже достойно восхищенья.

Я неверяще качала головой.

Я ненавижу Зуртамского, ненавижу всей душой, но ночами, во сне, тело тянется к нему, как кошка к ласковой руке. При свете дня сердце замирает, ожидая новых встреч. А ещё он закрыл меня собой от чудовищного, мощнейшего смертельного заклятья. Да, амулет меня защитил бы, но всё равно он не знал этого и принял на себя удар, предназначенный мне.

– Пепенька, мне надо пройтись. Я скоро вернусь - до полигона и обратно.

Я развернулась и пошла туда, где завывал ледяной ветер в кронах редких деревьев, а земля вздыбилась и застыла от мороза.

С трудом передвигая ноги по заснеженной земле, ловила ртом мелкие снежинки, что с силой секли лицо и руки, и не знала, что делать.

Понимание того, что во сне я была готова на всё с чужим мужчиной, жгло калёным железом. А Зуртамский - чужой, и не потому, что мы почти незнакомы, хотя и это тоже, а потому, что он занят. И это не слова самоуверенной Мараи, а его собственные.

Моё сердце занято другой - вот что он сказал. И родовой перстень, который появился совсем недавно на его руке, как раз на вакациях.

Да, точно, я впервые увидела его в том сне, когда отдыхала дома. И ещё подумала - почему раньше не обратила на него внимание? Горько

усмехнулась и закрылась воротом дохи от снега и ветра, прошла в калитку и оперлась спиной на столбик ограды.

Староста на каникулах обручился. С той, которая занимает его сердце.

А он... Он теперь занимает мои сны.

Сердцу было тесно в груди, казалось даже, что оно мнётся о рёбра, а это больно. Эти ночи были моей отрадой, моей радостью, утешеньем - такая нежность, такое тепло шло от этого мужчины. И я верила, заставила себя поверить, что это Вольдемар.

Что теперь будет? Как жить с этим?!

Слёзы катились из глаз и застывали тонкими ледяными дорожками на щеках. Но мне всё было мало - горячая, пылающая боль в груди не утихала.

Надо вычеркнуть Зуртамского из своей жизни. И из мыслей вычеркнуть, и из снов!

Я сильная, я справлюсь.

И я развернулась и пошла к отцу. Он ждал меня в наёмном крытом экипаже у ворот Академии - мы сняли в Делегардове две комнаты с общей гостиной, и гранд-мэтр не стал возражать. То ли занят был другим, то ли в самом деле это теперь было можно.

94. Лиззи Арчинская

И ведь получилось!

Целых два дня никаких снов, никаких мужчин с перстнями на длинных пальцах. Да и без перстней тоже. Я просыпалась бодрая, спокойная, собиралась, вместе со Степаном ехала в Академию, слушала лекции или занималась в лаборатории. Всё было, как прежде, кроме, пожалуй, одного - взглядов студентов.

В первый учебный день гранд-мэтр сделал объявление, что теперь в Академии будет учиться девица Лиззи, первая ласточка, которая принесла новую весть - талантливые девушки тоже могут учиться техномагии. Его сиятельство рассказал, что я принята вне конкурса, поскольку подаю большие надежды, сказал, что очень рад тому, что новое так быстро находит себе дорогу, ещё что-то про самоотдачу в учёбе и стремлении к новым знаниям и тому подобное..

Не знаю, как другие, а я заметила, что воодушевления, как при первом моём представлении, когда я была парнем, наш мэтр не выказывал. И улыбался кисловато, и речь молвил не зажигательно.

Была ли тому причиной несостоявшаяся помолвка или то, что Марая сидела взаперти, ожидая разбирательства по поводу покушений - Зуртамский ещё был слишком слаб, чтобы участвовать в подобных делах. А он был главным пострадавшим.

Вот и я тоже ждала. Меня это разбирательство тоже касалось. А пока посещала занятия и игнорировала любопытные взгляды.

Сначала мне казалось, что все толпой кинутся ко мне с криком: «Да это же Ларчи!», и я вздрагивала от каждого резкого звука. Потом поняла, что никто не понял подмены. Парни просто не замечали, что у меня с Ларчи довольно много сходства. Их больше удивляло и приводило в смущение, что я умею закручивать гайки и немного разбираюсь в химии, они ходили смотреть, как я вожусь в мастерской и как невероятную диковинку рассматривали мои чертежи.