Мечта для нас
Шрифт:
– Если там будут девчонки, то я в деле.
Неужели я только что согласился?
Вот только у меня перед глазами по-прежнему стояло лицо Бонни, и нужно срочно с этим что-то делать. Мне надо с кем-то переспать, наверняка она мне мерещится из-за долгого воздержания.
– Наконец-то! – воскликнул Истон и хлопнул меня по спине. – Вот за это ты мне и нравишься. – Он швырнул мяч через всю комнату, прямо в корзину на стене. – Только, чур, пойдешь инкогнито. Из тебя получится отличный «второй пилот». – Он с радостным видом потер руки. – Наконец-то я увижу мастера в деле, жду не дождусь, чтобы перенять у тебя все секреты.
– Не уверен,
Истон сделал вид, что размышляет.
– Ясен перец, не нужна, братан, но вместе мы с тобой выйдем на новый уровень съема цыпочек.
Я прошел к своему шкафу, достал чистую майку и ладонью поправил непокорные волосы.
Сегодня вечером я обязательно перепихнусь, хорошенько напьюсь и забуду об остальном мире.
И все же огромные карие глаза и звуки скрипки еще долго не выходили у меня из головы.
Глава 7
Бонни
– Бонни, Кромвель, мне нужно поговорить с вами после занятия.
Услышав голос Льюиса, я подняла глаза от конспекта и поглядела на Кромвеля, сидевшего в последнем ряду.
После нашей встречи в кофейне он вообще на меня не смотрел; по правде говоря, мне казалось, что он меня избегает. Вот и сейчас он игнорировал меня, сидел, расслабленно откинувшись на спинку стула, и, казалось, пропустил слова преподавателя мимо ушей.
Занятие окончилось, студенты потянулись к выходу, и я собрала свои вещи.
– Как ты? – спросил Брайс, бросая на Кромвеля обвиняющий взгляд.
– В порядке.
Я предполагала, что Льюис хочет поговорить о нашем с Кромвелем совместном проекте. Сдавая план, я знала, что он весьма слаб. Я натянуто улыбнулась Брайсу и обняла его.
– Увидимся позже, ладно? – Брайс опять покосился на Кромвеля. – Со мной все будет хорошо, – повторила я.
– Мистер Маккарти, это приватный разговор, – с улыбкой сказал Льюис.
Брайс кивнул профессору и вышел из класса. Я подошла к преподавательскому столу и села на один из стоявших перед ним стульев. Послышались тяжелые шаги: Кромвель, не торопясь, спускался по лестнице. Наконец он развалился на соседнем стуле, и мне в нос ударил запах его одеколона – глубокий аромат, отдающий какими-то пряностями.
Я впервые оказалась на персональном собеседовании с профессором, наши индивидуальные занятия должны были начаться только на следующей неделе. Льюис взял лист, который я ему недавно сдала, и положил на стол перед нами.
– Мне хотелось бы поговорить с вами двумя о плане вашего музыкального произведения.
Я сглотнула, чувствуя, как в животе сжимается комок нервов.
– Замысел неплох. План хорошо составлен. – Он посмотрел на меня так, словно знал наверняка, что план написала я. – Но в общем и целом не хватает… как бы это лучше сформулировать… чувства.
Я резко втянула в себя воздух, принимая этот удар. На Кромвеля я не смотрела. Именно это я сказала про его музыку тогда, в Брайтоне.
Льюис провел ладонью по лицу и повернулся к Кромвелю – тот смотрел в пол. У меня в душе закипала злость. Кажется, этому типу на все наплевать. Как он вообще попал сюда с таким отношением к музыке и почему учится у Льюиса, было выше моего понимания.
– Самая знаменитая работа Вивальди – это «Времена года», – зачитал профессор цитату из моего плана. – Я хочу, чтобы мои студенты проявили оригинальность, хочу, чтобы вы научились самовыражаться
– Мы сделаем лучше, – пообещала я. – Правда, Кромвель?
Этот гад ничего не ответил, и мне захотелось завыть от разочарования.
Льюис поднялся с места.
– Можете заниматься в этом классе, до завтрашнего дня тут никого не будет. Посмотрим, сможете ли вы придумать что-то другое.
Льюис вышел, и в помещении воцарилась оглушительная тишина. Я закрыла лицо руками и сделала глубокий вдох, но это совершенно не помогло мне успокоиться. Зато когда я подняла глаза на Кромвеля и посмотрела на его безразличную физиономию, мое сердце облилось кровью при мысли о том, что я считала его гениальным музыкантом, каковым он, очевидно, не являлся.
– Неужели тебе действительно все равно? – прошептала я.
Наши взгляды встретились, и его глаза показались мне безжизненными и холодными.
– Абсолютно.
Из-за акцента ответ Кромвеля показался мне насмешливым и снисходительным.
– Тогда зачем ты вообще здесь? – Я встала и машинально прижала руку к груди, потому что сердце ныло от разочарования и боли. – Ты не играешь на музыкальных инструментах, не проявляешь ни малейшего интереса к написанию музыки. Я видела, что на других занятиях ты сидишь с таким же безразличным видом, как и на уроках Льюиса. – Я завелась и потеряла контроль. Не в силах усидеть на месте, я прошлась взад-вперед, потом заставила себя остановиться и уперла руки в бока. – На этой неделе я трижды просила тебя со мной встретиться, и каждый раз ты отказывался, прикрываясь занятостью, хотя мне известно, что ты вместе с моим братом ходишь на вечеринки, напиваешься и уже перепихнулся с половиной студенток.
Кромвель поднял бровь, его губы скривились в некоем подобии улыбки. Большая ошибка. Это стало последней каплей.
– Я слышала твое выступление, Кромвель, не забывай. – Я засмеялась. А что еще мне оставалось? У меня на глазах мои мечты исчезали, точно песок в песочных часах. – Я специально села на поезд до Брайтона, чтобы тебя послушать, а в итоге получила сплошное разочарование. – Я схватила сумку. – Судя по тому, что я услышала, в тебе нет любви к музыке, нет страсти. Ума не приложу, зачем ты сюда приехал. Не знаю, что видит в тебе Льюис, но его ждет горькое разочарование. – Я посмотрела ему прямо в глаза. – Я в этом уверена.
Выпустив пар, я немного успокоилась и сказала:
– Давай встретимся сегодня в кофейне «Джефферсон». Можно попытаться все исправить, чтобы хотя бы натянуть на зачет. Встречаемся в семь.
Я ушла, не дожидаясь ответа. Никому еще не удавалось настолько вывести меня из себя. Выбежала на улицу, и мне в глаза ударил яркий солнечный свет; небо было ясным, но осень уже вступала в свои права и дул прохладный ветерок. Облокотившись рукой о стену, я немного постояла, переводя дыхание; у меня за спиной раздались веселые голоса, и тогда я наконец отлепилась от стены. Медленно, пытаясь унять отчаянно колотящееся сердце, дошла до общежития, вошла в комнату и рухнула на кровать. Я зажмурилась, но перед глазами все равно стояло насмешливое лицо Кромвеля.