Мечта каждой женщины
Шрифт:
Хорошо еще, что ко всему прочему ее хотя бы в смерти Валентина Петровича не обвинили. Банальная ангина Стаса, с которой он попал в больницу, сослужила хорошую службу: Тамара с сыном оказались вне подозрений, так как все время были под наблюдением врачей, что и обеспечило Калининым твердое алиби.
– Мам, а мы теперь здесь жить будем?
Женщина обернулась на голос:
– Ты здесь?… Ой, даже не знаю…
Мальчик подошел ближе и обнял ее. У них в семье всегда царила атмосфера взаимопонимания, но в последние дни мама с сыном еще больше сблизились. Стас уже имел ясное представление о том, что Валентин
Стас и сам прекрасно видел, сколько искреннего горя вырвалось наружу после строгой телеграммы – мать постарела буквально в считанные часы. Он и сам очень переживал: каждое лето вместе с племянником Валентина Петровича он почти по три месяца гостил в Тарасове.
– Мам, а правда, что мы теперь здесь жить будем? – повторил он свой вопрос.
– Н-не знаю, наверное, – неуверенно пожала плечами Тамара Григорьевна.
Она и сама еще до конца не верила в то, что Валентин Петрович, муж ее покойной тетки, оставил ей с сыном половину своей четырехкомнатной квартиры в престижном районе города. Конечно, у них были очень хорошие отношения, которые они поддерживали до самого последнего времени, но решение это все равно Тамару Григорьевну удивило. «У него собственная племянница есть и Аркашка. Зачем мы ему?» – ломала голову она, получая каждый каждый год приглашения.
Но все-таки одной справится с сыном-сорванцом было нелегко, поэтому каждый год Стас гостил у деда с бабкой, а потом – только у деда. Валентин Петрович частенько помогал не только с воспитанием, иногда даже денежные переводы присылал. Впрочем, и мужской авторитет играл немаловажную роль.
А теперь вот наследство оставил… Только на него еще одна претендентка нашлась – Марина. Конечно, присваивать всю квартиру целиком Тамара не собиралась, но зато у другой племянницы Кавериных были как раз такие намерения – это было понятно с первого взгляда.
Честно говоря, Калинина немного побаивалась городских из-за их «продвинутости», как говорил сын, и наглости, как она сама для себя определяла. Поэтому в добрые намерения Андреевых не очень-то поверила, когда они встретили ее на вокзале. Но все-таки это общество приходилось терпеть, потому что хотя бы часть наследства надо было отвоевать.
«Стасу уже пятнадцать, через два года – поступать куда-нибудь надо, – рассуждала Тамара Григорьевна. – А тут такая возможность в городе жить в собственной квартире… Тем более, Валентин Петрович сам так решил, мы у него ничего не просили. в конце концов, эту четырехкомнатную даже разменять можно, нам с сыном и двух вполне будет достаточно, лишь бы свой угол был»…
– Кто это может быть? – переглянулись мать и сын, услышав звонок в дверь.
На всякий случай Стас, конечно, заглянул в дверной «глазок». Но убедившись, что за дверью стоит не Аркашка и особого повода для радости в ближайшее время не предвидется, он открыл ее сразу. Никого, кроме Андреевых, он в этом городе не знал.
На пороге стояла маленькая старушка с каким-то узелочком:
– Милок, ты что ль не узнаешь меня?
Не узнать ее было просто невозможно: только она одна
Сначала тот от нее просто шарахался, как от огня, и обижался почти до слез. «Мало того, что мальчишки меня с тараканом сравнивают, так еще она масла в огонь подливает!» – чуть не плакал он.
Но пообщавшись с Евдокией Тимофеевной поближе понял, что старушка со зла ничего делать не станет. Просто однажды ошибившись в произношении, она навсегда решила для себя называть мальчика только «Тазом», причем, обязательно акцентируя внимание именно на звучной «з», которая так его раздражала поначалу.
Даже сам Валентин Петрович пробовал ее перевоспитать: просил называть внука полным именем или хотя бы уменьшительно-ласкательно – Станислав или Тасюля, как звала его покойная Маргарита Семеновна. Вот только старушке эти варианты чем-то не понравились и она упорно продолжала называть мальчика только Тазом. Впрочем, скоро и сам «Таз» с таким положением вещей смирился. Правда, позволялось это только бабе Дусе, и никому больше.
Стас только успел кивнуть, как проворная бабушка уже оказалась в квартире – это тоже на нее было очень похоже.
– А я гляжу, Таз приехал, – начала с ходу Евдокия Тимофеевна, – а ведь Валентина Петровича нет. Вот я и подумала, что у вас тут, наверное, и продуктов-то нет никаких. Нате, я вам пирожков принесла к чаю. Да вот еще котлеток, – начала она выкладывать из узелочка съестные припасы.
Стас ничуть даже не удивился: этим летом он уже привык к тому, что добросердечные соседки подкармливали их с Аркашкой, когда у деда случался очередной «День граненого стакана». От родителей они предпочитали скрывать сей позорный факт, но от помощи не отказывались. Зато Тамара Григорьевна просто не знала, как реагировать на такое.
– Мам, ты не волнуйся, – успокоил ее сын, – все нормально. Евдокия Тимофеевна в соседнем подъезде живет, и дедушка ее хорошо знал.
Кое-как справившись с испугом, Калинина взяла себя в руки:
– Спасибо Вам большое, только у нас все есть, – судорожно начала она, замирая от стыда, что ее сочли за бедную деревенскую родственницу, которая спала и видела, когда кто-нибудь оставит ей наследство в городе.
– Таких пирожков нигде не найдете, – компетентно заверила старушка, как бы читая ее мысли, но совершенно не обращая никакого внимания на мучения Тамары. – Я и сама в деревне всю жизнь прожила, а как внук в город-то забрал, заскучала. Так что вы мне теперь заместо родных будете, я вас буду подкармливать.
Женщина хотела еще что-то возразить, но Стас с улыбкой взял ее за руку:
– Мам, это бесполезно.
Пока семейство Калининых в недоумении исполняло немую сцену, баба Дуся успела и чайник поставить, и стол накрыть. Им оставалось только односложно отвечать на ее многочисленные вопросы и слушать множество советов, которыми старушка весьма щедро с ними делилась.
Но, странное дело, ни Тамара Григорьевна, ни Стас не чувствовали при этом никакого раздражения. Наоборот, только сейчас они поняли, что даже после смерти кого-то из близких жизнь продолжается, тем более, какая-то новая жизнь.