Мечта о смерти
Шрифт:
– Теперь уже знаю, – проворчал я.
– Она была невестой очаровательного парня Роджера Лоувела, красивого, приятного и богатого. Кроме Ирен, он интересовался лишь одной вещью – своей яхтой. А потом появилась ее сестрица…
– Ева?
– Ева, – подтвердил Вильямс. – Она была полной противоположностью Ирен: жгучая брюнетка с такой грудью, что глаза при виде ее вылезали на лоб, и исключительно привлекательная. Ева – единственная девушка из тех, кого я знаю, которая даже в мешке из-под картофеля не потеряет своей соблазнительности.
– Ну
– Ева не только была красоткой. Это была маленькая ведьма, совершенно без всякой совести. Как только она узнала, что Ирен – невеста Лоувела, она затеяла играть в большую игру. Менее чем через две недели после ее приезда в Нью-Йорк она стала водить его за кончик носа. Он безумно влюбился в нее, Бойд. Никогда в своей жизни я не видел парня, до такой степени сходившего с ума от девчонки!
– А как реагировала на это Ирен?
– Мне кажется, этого никто не знал, – задумчиво сказал Вильямс. – Она была прекрасно осведомлена о том, что происходит. Но ей это было безразлично – по виду, по крайней мере. Она по-прежнему говорила о том, что, когда пьеса перестанет идти, она выйдет замуж за Лоувела, и всегда была очень приветлива с сестрой. До того знаменательного вечера!
«Боже мой, – подумал я, – когда же мы наконец дойдем до этого проклятого вечера? Только бы он больше не останавливался».
– Ева вообще не пила. Никто не обращал на это внимания. Она обладала той живостью и личным шармом, который не нуждался в алкоголе. Это приобрело значение только в тот вечер.
Роджер Лоувел был одержимым яхтсменом, вы об этом уже знаете. И Фрэнк Харлингфорд был точно таким же. Он пригласил на уикенд Роджера с его невестой, а также всех членов труппы, которых ей захочется привести. Так что нас собралась целая толпа для поездки на Лонг-Айленд: Роджер, Ирен, Ева, Джин Бертон и я. Нет, Джин не смогла приехать. Мы явились туда на заре в воскресенье, но они, видимо, начали еще с вечера. Среди гостей я заметил Кестлера с какой-то пташкой и Карча. Полупьяный Харлингфорд тут же потребовал от нас, чтобы мы срочно их нагоняли.
Вильямс остановился, закурил следующую сигарету и вопросительно посмотрел на меня.
– Вы знаете, как оно бывает на такого рода вечеринках, когда в течение двух часов все напиваются. Потом все кажется забавным. И когда Ирен стала упрекать Еву за то, что она не пьет, все присутствующие поддержали ее, говоря, что Ева ведет себя не по-товарищески. Ирен приставала к Еве, раздражая ее, говорила всем, что она не пьет потому, что боится показать себя в своем настоящем свете, а это будет ужасное зрелище. Ева бросилась на нее, и они стали таскать друг друга за волосы. После того как их разняли, Ева попросила стакан. После шести стаканов она страшно опьянела.
– И это все? – проворчал я.
– Нет, – ответил Вильямс, покачав головой. – Харлингфорд стал приставать к Еве, как только она появилась, а когда понял, что она совершенно пьяна, не отходил от нее ни на шаг. Я видел, как Ирен отвела его в угол и
Он раздавил окурок сигареты, поднял глаза и улыбнулся мне.
– После этого я сам был некоторое время занят одной малышкой – бывшей пассией Харлингфорда. В какой-то момент мне казалось, что я добьюсь успеха, но под конец, около шести утра, она сбежала от меня. Мне необходимо было выпить, и я спустился в гостиную.
Я прошел за бар и приготовил себе приличную смесь, которой можно было оглушить лошадь, и отключился раньше, чем успел допить. Через два часа я проснулся, лежа на полу позади бара, и услышал тихий разговор Харлингфорда с Кестлером. Оба оказались совершенно отрезвевшими. Я не слышал голоса Карча, но чувствовал, что он тоже здесь. По их тону я понял, что буду нежеланным собеседником, если вылезу.
Харлингфорд умолял Кестлера оказать ему какую-то услугу. Прислушавшись, я понял, о чем идет речь. «Я был пьян, – говорил Харлингфорд, – она тоже, и, во всяком случае, я думал, что симпатии взаимны. Внезапно она затихла. Что же я мог поделать, боже мой! Газеты начнут травлю, они не поверят мне!» Он упрашивал, чтобы Кестлер выручил его.
В конце концов Кестлер согласился и сказал, что он займется этим и что о подробностях они поговорят позднее, а Харлингфорд должен поскорее отправить по домам своих гостей, сказав им, что Ева уже вернулась в Нью-Йорк. Харлингфорд заметил, что Лоувел не удовольствуется таким объяснением и что нужно нечто большее, чем его слова, чтобы убедить его.
Кестлер возразил: «Ладно, пусть этим займется Ирен. Объясни ей, что в том, что произошло с ее сестрой, есть и ее вина. Если она будет отпираться, скажи, что я и Манни готовы поклясться в этом».
После этого они еще несколько минут поговорили, и Харлингфорд ушел, чтобы повидать Ирен. Я же остался там, где был, так как не был уверен в уходе Кестлера и Карча.
Вильямс энергично потер лоб рукой.
– Мы вернулись в Манхэттен к завтраку. Ирен удалось убедить Лоувела, так что он не выказал ни малейшего сомнения. Во всяком случае, я ничего не слышал. В последний раз я видел Ирен, когда отвез ее к ней домой.
– А потом, – сказал я, – когда она исчезла, вам не пришло в голову рассказать полиции об услышанном разговоре?
– Разумеется, да. – Он вытер лицо носовым платком. – Я даже собрался это сделать, но один случай, вернее, два заставили меня изменить намерение. Первый – когда Лоувелу выжгли глаза кислотой, второй – визит Манни Карча. – Он невольно вздрогнул. – Согласен, я был напуган! Но ведь я ничем не был обязан сестрам Манделл, Бойд, и, конечно, у меня не было ни малейшего желания быть до конца дней слепым, как Лоувел!