Мечтатели
Шрифт:
Пока Мишель помогала Патриции, гости начали прибывать. Скоро вечер был в полном разгаре, и, когда Кристоф напомнил, Мишель едва заметила, что Франклина все еще нет.
– Позвольте мне привести его, – предложил Кристоф.
– Хорошо, – быстро сказала Мишель. Кристоф взял ее руку.
– Все на борту знают, что произошло в тот вечер. Некоторые думают, что Франклин выпил лишнего, другие, – что он эпилептик. Я был на фронте, Мишель. Человек не может так просто избавиться от всего, что он там пережил. Пожалуйста, позвольте мне пойти с вами.
Тронутая его участием, Мишель согласилась. Когда они вошли в каюту, она
– Я вызову доктора, – прошептал Кристоф.
– Нет! Нет, пока я не посмотрю на него. Мишель открыла дверь в спальню и увидела еще большее разрушение. В одном углу она увидела Франклина с искаженным лицом, съежившегося.
– Мишель… Мишель, я слышу, они гудят. Они меня ищут!
Дребезжащий голос Франклина, ужас в его глазах вернули Мишель в прошлое.
«Ему кажется, что он все еще в амбаре прячется от немцев».
Мишель схватила простыню и опустилась на колени перед мужем. Мягко говоря по-французски, как она делала там, в той жизни, она собирала осколки, как могла.
– Ему нужен доктор, Мишель, – услышала она голос Кристофа.
– Нет, ему нужна я. Пожалуйста, возвращайся и скажи всем, что Франклин нездоров. Ты знаешь, что сказать. – Мишель выдержала паузу. – Я доверяю тебе, Кристоф.
– Если ты уверена… – сказал француз, колеблясь.
– Да. Сейчас оставь меня с ним. Если будет хуже, я обещаю, я позову тебя.
Кристоф неохотно удалился, не потому, что он хотел, но потому, что чувствовал, что в таких обстоятельствах Франклин Джефферсон заслуживал того, чтобы сохранить его достоинство.
Мишель отвела Франклина в ванную. Она убрала комнату как могла, потом вернулась, чтобы помыть его, одновременно давая ему две успокоительные таблетки. Час спустя она, ослабев от слез, убедила себя, что завтра они будут в Лондоне и Франклин получит нужную ему медицинскую помощь. До тех пор она не выпустит его из поля зрения.
Мишель собиралась переодеться, когда она услышала стук в дверь. Думая, что это Кристоф, она побежала открывать.
– Простите меня за вторжение, миссис Джефферсон, – произнес капитан. – Можно войти?
Мишель молча кивнула.
К его чести, капитан не произнес ни слова, увидев, во что превращена каюта.
– Миссис Джефферсон, – сказал он мягко. – Я думаю, будет лучше для всех, если ваш муж перейдет в изолятор.
– Я ценю ваше участие, капитан, – начала Мишель.
– Боюсь, я должен настоять. Мне очень жаль, но вы, я думаю, видите: он представляет опасность для самого себя и для пассажиров. Обстоятельства таковы, что у меня нет выбора, кроме как изолировать его до тех пор, пока корабль войдет в док.
Капитан тронул ее за руку.
– Если вы хотите, я дам радиограмму, чтобы подготовили «скорую помощь».
– В этом не будет необходимости, капитан, – твердо произнесла Мишель. – Однако я хотела бы воспользоваться связью с берегом.
– Конечно, миссис Джефферсон. С кем вы хотите говорить?
– Доктор Деннис Притчард, Харли-стрит, Лондон.
24
Через восемь дней после отъезда Франклина Роза получила известие, что он и Мишель благополучно прибыли и устраиваются в новом доме. Роза передала по телеграфу свои наилучшие
– Я только что получил срочное послание от сэра Притчарда, – сказал он. – Он просил выдать полную медицинскую карту Франклина – и как можно скорее.
Роза не выказала признаков волнения.
– Пошлите ему результаты последнего медицинского обследования.
На другом конце провода колебались.
– Мисс Джефферсон, не кажется ли вам, что было бы лучше для Притчарда знать все? В конце концов информация останется конфиденциальной.
Молчание Розы означало: да было бы лучше… Но насколько можно доверять Притчарду? Она знала его только по отзывам, а не лично. Он может оказаться не таким сговорчивым, как Вильям Харрис.
– Данные последнего обследования – это все, что ему нужно, – жестко сказала Роза. – Если вы чувствуете себя обязанным добавить что-то еще, я думаю, вы тщательно подберете слова.
И поскольку в послании из Лондона ни словом не упоминалось о том, что произошло на борту «Нептуна» во время рейса, доктор Харрис не стал вступать в спор с Розой, чтобы не осложнять с ней отношения.
За три месяца векселя «Глобал» приобрели стремительный успех. Сбыт перешагнул через отметку 5 миллионов долларов, и не было признаков его снижения. Роза удвоила объем продажи и купила здания, соседние с головным офисом на Бродвее.
Менеджеров по продаже Роза держала на коротком поводке. Каждого она знала персонально. Кроме жесткой слежки за отчетностью она знала все о их жизненных привычках, браках, пороках и добродетелях, целях. Все они, отмечала Роза с удовлетворением, стали преданными компании людьми, частично потому, что получали свой процент с каждого доллара. Был, однако, один, который затмевал всех остальных.
Молодой человек по имени Гарри Тейлор отвечал за чикагскую ветвь вексельного бизнеса после неожиданной смерти менеджера, подобранного Франклином. Отчеты демонстрировали, что с тех пор дела чикагского бюро неумолимо шли в гору и уже достигли объема продажи в головном офисе. Припоминая, Роза поняла, что она никогда не сталкивалась с этим двадцатипятилетним Гарри Тейлором. Из документов было видно, что он никогда не бывал в Нью-Йорке, не посещал даже конференций компании. Тем не менее, это был человек, уже принесший компании миллионы. Заинтересованная, Роза захотела узнать о нем больше.
Друзья Гарри Тейлора всегда говорили о нем: «Ему все легко дается. Минута – он уже вник в дело, и тут же бросил, уже опять ищет, где травка позеленее».
Гарри усмехался в ответ на такие комментарии, никогда не обольщаясь, потому что в таких высказываниях обычно звучали нотки зависти.
Выросший на ферме в штате Айова, он принес ценности честности и трудолюбия в студенческую среду Чикагского университета. В отличие от многих провинциалов, теряющихся в большом городе, Гарри быстро адаптировался. Его природная сила и усвоенная с детства привычка к физическому труду сделали из него великолепного атлета. И все же мастерство футболиста или взятие университетского рекорда по плаванию, казалось (к огорчению тренеров), не имели значения для Гарри, считавшего, что он просто распыляется.