Мечтательница
Шрифт:
Охваченная ужасом и ощущением полной абсурдности происходящего, Селин не слишком внимательно прислушивалась, пока отец Перес не обратился к ней с вопросом по-английски. Она даже не поняла, что все присутствующие ждут ее ответа.
– Мисс О’Харли? – вернул ее к действительности Генри Моро.
– Что? – Она оглянулась.
Все смотрели на нее в ожидании. Все, кроме жениха. Кордеро Моро висел на руке кузена, согнувшись почти вдвое, и внимательно рассматривал носки собственных сапог.
– Я не мисс О’Харли, – напомнила она им в последний раз, но это не возымело никакого действия.
Отец Перес
– Берешь ли ты Кордеро Моро в законные мужья?
– Да, беру.
«По крайней мере на некоторое время».
– А ты, Кордеро Моро, берешь ли… Отец Перес запнулся и уставился сначала на Селин, потом на Кордеро и, наконец, перевел взгляд на Генри Моро, не сводящего с него горящих глаз. Щеки священника пылали то ли от смущения, то ли от выпитого вина. Откуда-то из глубин своей сутаны он вытащил носовой платок, промокнул лоб и вытер лысину. Затем продолжал:
– Ты, Кордеро Моро, берешь ли ты… эту женщину… в жены?
Поскольку Кордеро не отозвался, один из близнецов подтолкнул его с такой силой, что жених почти налетел на Селин. Даже не подняв полусомкнутых век, Кордеро Моро выпрямился, но так ничего и не сказал.
– Ты берешь? – крикнул кузен ему прямо в ухо.
– Ко… ко… конечно, – пробормотал Кордеро.
– Кольцо? – спросил отец Перес. – У него есть кольцо?
Колдуэлл снова толкнул Кордеро локтем в бок:
– Кольцо?
– Нет. Кольца нет.
Селин закрыла глаза. Не о таком венчании она мечтала когда-то. Не было огромного собора, не было флер-д-оранжа, не было развевающейся фаты. Не было родных, которые пожелали бы ей счастья. Не было любви.
Был только пьяный жених и неловкая тишина, которая стояла вокруг, пока Генри Моро в нетерпении не грохнул своей тростью об пол.
– Итак, объявляю вас мужем и женой. Отец Перес захлопнул требник и махнул рукой, словно осеняя их крестом и благословляя. Потом, словно подумав вслух, прошептал:
– Господь с вами!
4
– Девушке не откажешь в присутствии духа.
Эдвард Лэнг снял куртку и повесил ее в шкаф, стоящий у стены в комнате, которую они занимали вместе с Фостером Арнольдом. Много лет назад, когда они только приехали вместе со своим юным подопечным, Генри Моро распорядился, чтобы их поселили в одной из хозяйственных построек – там, где была кухня, – в комнатке, которую когда-то занимали рабы. В соседней каморке жила кухарка – старая рабыня Пеони с дочерью. Моро, без сомнения, был уверен, что приехавшие слуги сойдут с ума от крохотного пространства и невозможности уединиться ни на минуту. Однако они сочли такое жилище великолепным.
– Думаю, она может оказаться как раз такой женой, которая нужна нашему Кордеро.
Фостер тоже снял куртку и передал ее Эдварду, принявшемуся с величайшей тщательностью стряхивать соринки с шерстяной ткани.
Фостеру девушка понравилась с первого взгляда. Понравилась ее необычная внешность, ее выдержка. Он нашел весьма забавной настойчивость, с какой она продолжала утверждать, что не является Джеммой О’Харли. Без сомнения, девушка была вовсе не похожа на всех этих модниц-креолок, из числа которых старик Генри запросто мог выбрать невесту своему внуку. Фостер чувствовал, что мисс Джемма О’Харли вполне способна бросить Корду
– За Корда и Джемму. За их долгую и счастливую жизнь вместе! – Оба сделали по глотку, и Фостер продолжал: – И за нас. То есть за то, чтобы мы сделали все, что в наших силах, чтобы этот брак удался.
Эдвард кивнул:
– Корду уж точно ни к чему больше разочарования в этой жизни.
Он сделал еще один глоток, приподнял стакан и принялся рассматривать вино, играющее в свете огня.
Фостер взял булочку и разломил ее пополам.
– Он едва ли будет разочарован, если этот брак окажется неудачным. Думаю, его поведение сегодня вечером преследовало одну цель: испугать ее до смерти.
– Она не слишком возражала против отъезда из Луизианы. – Эдвард заправил салфетку за воротник и решительно поднял нож и вилку.
– И впрямь нет! – Фостер подцепил грудку цыпленка вилкой, задумавшись над последними словами приятеля.
– Я начинаю сомневаться: а что если она и впрямь не дочь О’Харли?
– А кем же еще она может быть? К тому же, мне совершенно безразлично, кто она. Мне она нравится, Эдди. В ее глазах есть нечто такое… Ты заметил?
– Нет. Но, должен сказать, у меня сложилось впечатление, что кроме свадьбы ее еще что-то тревожит. Почему она столько раз повторяла, что она не Джемма О’Харли, но потом вдруг согласилась на свадьбу? По-моему, тут что-то не вяжется.
– Ее отец предупредил старика Генри, чтобы он не верил ей, что бы она ни говорила, – напомнил Фостер. – О’Харли заплатил огромные деньги, лишь бы его дочь по всем правилам вышла замуж за настоящего креола, надеясь, что это поспособствует его бизнесу здесь, в Новом Орлеане.
– Я думал, ты отказался от подслушивания под дверью. Это недостойно! – Эдвард намазал маслом теплую булочку.
Некоторое время они ели молча, и единственными звуками в комнате были позвякивание приборов о посуду и стук дождя, струями стекающего с покатой крыши прямо в лужи, окружившие домик. – А что если он не обратит на нее внимания? – спросил вдруг Эдвард. – Иногда можно подвести жеребца к водопою, а он…
– Мы просто должны сделать все, что в наших силах, – улыбнулся Фостер.
– На пароходе это может оказаться не так-то просто, – предположил Эдвард.
– Ты же знаешь, я всегда мечтал сыграть роль Купидона, – успокоил приятеля Фостер.
Эдвард улыбнулся в ответ и снова наполнил стаканы:
– Итак, за новобрачных! Фостер поддержал тост:
– И за скорое возвращение домой!
Селин сидела в неудобном кресле с совершенно прямой спинкой в спальне Кордеро Моро. Подтянув колени к груди, она спрятала ноги в складках чужого свадебного платья, руками прижав подол к краю кресла, под которым валялись ее пришедшие в полную негодность, размокшие туфли.