Мечтательница

Лэндис Джил Мари

– Папа всегда говорил, что вы о нас позаботитесь, дядя Корд. – Единственная горькая слезинка скатилась по щеке девчушки, показывая, сколь велико ее горе. Она обняла Корда за шею и прижалась к нему лицом.

– Ваш папа был для меня словно родной брат, и вы для меня как родные дети.

«Как родные дети». На мгновение Селин представила себе Персу, чувствуя, что к глазам подступают слезы. Она отвернулась, поплотнее завернулась в накидку и отошла к окну. За ее спиной Корд по-прежнему крепко обнимал детей, а они словно приклеились к нему.

– Я

не хочу, чтобы ты уезжал, дядя Корд, – говорил Алан.

– Я рад бы взять вас обоих с собой, но вы нужны вашей бабушке.

– Они – единственное, что у меня осталось, мсье, – тихо сказала мадам Латруб.

Селин услышала испуганные нотки в голосе женщины и голос Корда, обращающегося к детям:

– Я не хочу покидать вас, но должен это сделать. Когда вы подрастете, то сможете приехать навестить меня. Я покажу вам весь остров и научу плавать. Хотите?

Алан отрицательно покачал головой:

– Я хочу, чтобы ты остался.

– Боюсь, сейчас это невозможно.

Селин подождала, пока Корд в последний раз приласкает и поцелует своих племянников. Он попросил их быть послушными и заботиться о бабушке. Когда Селин обернулась, Корд стоял в дверях, поджидая ее, и глаза его, устремленные на маленького Алана, забравшегося к бабушке на колени, подозрительно блестели. Корд повернулся, чтобы выйти.

Селин поспешила догнать мужа, накидывая капюшон на голову, и первая покинула дом. Она не смотрела по сторонам, ее взгляд был устремлен на открытую дверцу кареты. Селин молилась о том, чтобы достичь пристани незамеченной.

Девушка наблюдала за Кордеро. Когда они отъехали от домика на улице Рампар, по выражению его лица можно было догадаться, что он сильно озабочен. Он смотрел в окно, но мысли его блуждали где-то очень далеко. Между нежным, заботливым человеком, которого она только что видела в доме мадам Латруб, и тем бесчувственным циником, который стоял с ней рядом в библиотеке деда, не было ничего общего. Так за какого же человека она вышла замуж?

– Алекс так их любил, – прошептал он. По тому, как он вдруг резко повернулся, пытаясь понять, услышала ли она его слова, Селин догадалась, что это были только мысли вслух.

– И все-таки он согласился жениться по договору, – заметила она.

Кордеро нахмурился.

– Он всегда делал только то, что считал порядочным. Просто для него не было ничего плохого в том, чтобы соблюсти существующую традицию и стать отцом детей и от любовницы, и от собственной жены.

– А как вы считаете?

– У меня нет любовницы, если тебя интересует это. И детей, насколько я знаю, у меня нет.

– Может, вам надо было договориться и забрать детей на Сан-Стефен?

Его молниеносный взгляд мог бы расплавить железо.

– Ты сошла с ума? Что такой распутник, как я, будет делать с двумя детьми? Здесь с бабушкой им гораздо лучше.

– Как вам было с вашим дедом? Могло бы оказаться, что им гораздо лучше жить с вами.

– Это не обсуждается.

– Послушать вас, так вы жуткий пьяница

и вообще никудышный человек, но я с самого утра ни разу не видела, чтобы вы приложились к бутылке. К тому же человек, которого я только что видела, вовсе не бессердечный пьянчужка. Это был любящий, заботливый дядя.

Он холодно улыбнулся, сложил руки на груди и откинулся на спинку диванчика.

– Мы пробыли в компании друг друга меньше одного дня. Даже и не думай, что уже знаешь меня, женушка.

Когда она не ответила на его насмешку-вызов, он решил поддразнить ее еще больше:

– Сомневаюсь, что ты вообще пробудешь со мной достаточно долго, чтобы узнать меня. Подожди, пока не увидишь, в каких ужасных условиях тебе придется жить на острове. Ты будешь готова немедленно бежать, лишь бы вернуться к своему богатому папочке и роскоши, к которой ты, без сомнения, привыкла.

Она перехватила его взгляд и постаралась не менее холодно улыбнуться в ответ, хотя он этого и не заметил.

– Даже и не думай, что уже знаешь меня, муженек.

Они поднялись на борт парохода в числе последних. Как только они ступили на деревянные сходни, ведущие на верхнюю палубу «Аделаиды», в памяти Селин всплыли давно позабытые картины и звуки. Все вокруг напоминало ей о шуме, который, насколько она помнила, беспрестанно будет царить на борту корабля. Матросы кричали что-то друг другу с разных концов палубы и даже с верхушек мачт. Деревянное судно скрипело и стонало, казалось, что каждая балка, каждый шов жаловались на свою тяжкую жизнь. Селин знала, что шум станет еще нестерпимее, как только к нему присоединится грохот волн в открытом море.

Домашний скот, которому со временем предстояло превратиться в различные блюда для путешественников, сейчас был собран в специальных клетках на палубе. Кудахтали куры, хрюкали свиньи, блеяли овцы. По крайней мере, их-то судьба была предопределена. Пассажиров же ожидали бесконечные дни скуки и безделья, тесные каюты, незнакомые соседи и постоянное присутствие опасности кораблекрушения, болезни или пожара на судне.

– Ты в порядке? – Кордеро остановился рядом с Селин, всматриваясь в ее лицо с некоторым недовольством и одновременно беспокойством.

Ну как она может быть «в порядке», если в голове у нее вдруг закружился целый сонм мрачных воспоминаний, полных крови и смертей? В первый и последний до настоящего времени раз, когда ей довелось путешествовать морем, ее мать, стремившаяся увезти дочь в лучшие края, подцепила желтую лихорадку и умерла. Если бы Перса не согласилась тогда удочерить ее, Селин закончила бы свое путешествие в сиротском приюте Нового Орлеана.

Сейчас она могла думать только об одном: окоченевший труп матери, завернутый в саван, соскальзывает с доски в холодные воды Атлантики. Это, да еще мертвая Перса, лежащая прямо на полу. И Жан Перо в луже крови. Нет, она вовсе не в порядке. Решительно не в порядке!