Мечты и свершения

Веймер Арнольд Тынувич

Говорили о войне и у нас дома. Правда, война еще далеко от нас, на Балканах, но долго ли ей сюда докатиться. Родители решили, пока цены еще не подскочили, купить про запас бочку керосина, смазочного масла, чтобы мельница могла работать, а также кое-что из провизии, в первую очередь соль и сахар. А большую свинью, которую предполагали скоро зарезать, не продавать целиком, окорока закоптить, тогда их можно держать в ржаном закроме сколько угодно. Призыва в армию отец не боялся, лет ему было немало, да и здоровье неважное. Врачи говорили, что тяжелый бронхит проник у него глубоко в легкие, а нездоровые условия работы на пыльной

мельнице только ухудшают его состояние. Надо побольше быть на свежем воздухе. Но врачу легко советовать. А кто же будет кормить семью?

Мызный управляющий тоже по-своему готовился к войне. Он правильно рассудил, что с началом войны рабочих коней заберут для армии, а потому необходимо уже сейчас приобрести таких, которые для военных нужд не годятся. Скоро в мызном хозяйстве появились маленькие сааремааские лошади. Это были славные рабочие кони, но из-за своего роста они не подходили для упряжки в пароконные мызные телеги, рассчитанные для нормальных лошадей. Так мыза подстраховалась нa случай войны, продолжая держать и прежних лошадей, используя их на самых тяжелых работах.

Больше всего боялся войны хозяин хутора Соо Кости. По возрасту его могли призвать в армию. Правда, у него когда-то была оперирована нога, и в плохую погоду она давала себя чувствовать довольно сильно. Да разве этим отделаешься от армии! Кости решил принять меры, посоветоваться с докторами, «подмазать» тех, кто решает дело. Только бы уцелеть, рассуждал он.

Что же касается хозяйства, то здесь бы он как раз во время войны и развернулся.

Время шло, а разговоры о войне не утихали. Находились все новые знатоки, которые доказывали, что война неизбежна, ссылаясь при этом на мнение каких-то высоких начальников и собственные умозаключения. Так, в один прекрасный день на мельницу явился старый друг отца. Когда-то давно он уехал в город учиться ремеслу, выучился на портного и со временем сделался самостоятельным мастером. Теперь он уже сам имел подмастерьев, причем заказчиками у него были известные купцы, предприниматели и всякие дельцы. Он приехал молоть зерно на собственном жеребце. На правах старого приятеля он вошел в дом мельника и, широко жестикулируя, принялся подробно объяснять хозяевам, почему передовые люди Эстонии должны поддержать войну, если она грянет.

— Мы семьсот лет терпели иго немецких баронов, — ораторствовал портной, — теперь Российская империя, разбив германцев, ограничит их права и расширит права эстонцев. В городской думе уже идет борьба между немецкой стороной (то есть представителями немецких баронов — дворян, в чьих руках находилась большая часть земли и крупные промышленные капиталы. — Ред.) и русской и эстонской (это представители третьего сословия — купцов, домохозяев, мелких предпринимателей и т. д. — Ред.). Объединившись, мы выгоним прибалтийских немцев.

Отец не очень спорил с приятелем, только заметил, что раз царь и его двор хотят войны, так пусть они и воюют. Зачем же простой народ на бойню гнать.

Через несколько дней на мельницу пришла «бумага» — отца обязали привести в город на мобилизационный пункт свою лошадь, захватив для нее и корм. Помрачнев, мельнич отправился в город. Вернулся он с купленной по объявлению старой лошадью. И то было хорошо: ее хоть можно было в телегу запрячь и кое-какие грузы перевозить. Забрали лошадей и на хуторах. А затем появился приказ о призыве нескольких возрастов мужчин. Это был настоящий

удар по помещичьим и крестьянским хозяйствам — ведь на мужчинах держалось все.

Управляющий лихорадочно набирал новую рабочую силу. В это время нанялись на мызу и мы с братьями. К крестьянскому труду мы были приучены. Из-за нехватки рабочих рук полевые работы в мызном хозяйстве выполнялись с большим запозданием и не так тщательно, как прежде. Винокурение сократилось. Удои молока понизились, меньше стало хороших кормов, подсолнечные жмыхи не подвозились, да и барды уже не было в прежнем изобилии. Правда, управляющий имением всячески пытался сохранить винокурение на прежнем уровне, это было для него важно со всех точек зрения.

Война подходила все ближе к нашим хуторам. Начали распространяться слухи, будто враг одерживает победы. Вскоре недалеко от нас началось строительство оборонительных укреплений — рвов, площадок для орудий.

Какие-то незнакомые люди что-то измеряли, указывали, где следует рыть канавы. Крестьян заставляли обкладывать их изнутри мешками с песком, а чтобы края не осыпались, покрывали их дерном. Площадки для орудий маскировались земляными валами, устилали их дерном, высаживали на валы молодые деревца. Возле орудий строили из бревен блиндажи, засыпали их толстым слоем земли, обкладывали дерном снаружи и изнутри. В блиндажах размещался орудийный расчет.

Командовали работами военные в офицерских мундирах. Однажды отряд человек в двадцать приехал и к мельнику. Привязав лошадей к забору, офицеры вошли в дом и велели подать себе есть; я хорошо помню, как это было. У нас в доме стояла фисгармония, один из офицеров попробовал играть, но у него ничего не получилось. Тогда наш Руут, которого дедушка обучил нотам, сел за инструмент и начал играть. Офицеры громко его хвалили и, когда он кончил играть, дали ему денег. Мы, мальчики, расхрабрились и, хоть плохо знали русский, начали говорить с военными, чем привели в восторг наших родителей, особенно мать. «Вон, мол, какие у меня сыновья, могут вести разговоры на чужом языке», — было написано на ее сияющем лице.

Офицеры спросили, между прочим, есть ли в имении свободные помещения, где можно, если понадобится, разместить людей. Об этом мы ничего не знали. Мама посоветовала им обратиться к мызному управляющему. И вскоре действительно такое помещение потребовалось. В имение прибыли беженцы из Литвы. Поселили их в имении Соо. Мужчин использовали на строительстве укреплений. Жили беженцы обособленно, с мызными рабочими почти не общались.

Уже в конце первого года войны стали появляться и военнопленные — австрийцы. Их разместили в большом, из дикого камня сарае, посреди поля. Там жило несколько сот человек. Они тоже работали на постройке оборонительных укреплений.

На работу пленных водили большими партиями под конвоем, и это для обитателей мызы, равно как и окрестных усадеб, было настоящим зрелищем. В часы, когда пленные шли на работу или возвращались с нее, около мельницы, у моста, по краям дороги всегда собирались группы людей. Пленным, а заодно и конвоирам протягивали папиросы и табак. Если не дать конвоирам, то и пленным ничего бы не перепало. Австрийцы в ответ дарили свинцовые колечки, мундштуки или какие-нибудь другие пустячки, сделанные своими руками. Особенно благодарны они были за табак. Нехватка курева сильно ощущалась тогда и в армии, и среди гражданского населения. В магазинах табак можно было получить главным образом из-под прилавка, по знакомству.