Мечты на мертвом языке
Шрифт:
Мы не говорим «мамуля» и «папуля». Мы говорим «мама» и «папа», а когда торопимся — «ма» и «па».
Я тоже, сказал Филип. Я просто оговорился. Так как насчет завтра? Черт, я вообще не сплю. Всю ночь глаз не сомкну. Не могу остановиться — все крутится. Голова — как дуршлаг. Одно проскакивает, потом другое. Может, возраст у меня такой — самый расцвет. Ты, кажется, говорила, что отец твоих детей, извини, к слову пришлось, вокруг твоего папы так и вьется?
А хочешь, я заварю тебе чаю от бессонницы?
Фейт, я задал вопрос.
Да.
Так вот, у меня в тыщу раз лучше получится. Я знаю — причем очень неплохо — куда больше людей. А у этого выскочки что за знакомства? Четыре старые девы из
Филип…
Я тебе вот что скажу. Мой лучший друг — Эзра Калмбэк. Он заработал кучу денег на поделках и хобби — может четырехлетнего малыша научить делать древнегреческую амфору. У него и система разработана, и оборудование есть. Так он поддерживает то, чего просит его этническая суть. Они издают тех бедолаг, кто мечтает на мертвом языке — том или ином. Слышь! Как тебе такое? Название для книжки твоего папы. «Мечты на мертвом языке». Дай-ка ручку. Я это запишу. Ладно, Фейт, отдам тебе это название бесплатно — даже если ты решишь списать меня с корабля.
С какого корабля? спросила она. Прекрати ходить взад-вперед, здесь и так повернуться негде. Детей разбудишь. Фил, почему ты, когда говоришь о делах, всегда начинаешь визжать? Причем на высоких нотах? Сейчас ты уже выше верхнего до.
Он уже углубился в затраты на печать и проценты от выручки. И ответить сумел всего на пол-октавы ниже. Потому что некогда я был чистым душой студентом и изучал английскую литературу — но, увы, без надлежащего руководства, бездумно наплодил детей, попал в мстительные лапы алиментов и вынужден был заняться делом низменным и практичным.
Фейт опустила голову. Очень уж не хотелось лишать себя долгожданной ночи, обещавшей приятное чередование сна, секса и нежностей. Что же делать-то? — подумала она. Как ты можешь так со мной разговаривать, Филип? Мстительные лапы… Фил, ты просто мерзок. Говоришь это мне, которая дружит с Анитой много лет. Ты что, совсем тупой? Она не хотела его обидеть. Наоборот, сама заплакала.
Что мне теперь прикажешь делать? спросил он. О, я знаю, что я сделал. Совершенно точно знаю.
Кого из поэтов ты считал великим — когда был чист душой?
Мильтона, ответил он. И сам удивился. Он и не представлял, пока его не спросили, насколько он истосковался по этому морализаторству на латыни [39] . Знаешь, Фейт, Мильтон ведь был из сторонников дьявола — он сам так говорил. Я, похоже, нет. Наверное, потому, что мне надо на жизнь зарабатывать.
Мне нравятся два стихотворения, сказала Фейт, и, не считая отцовских, мне больше никакие стихи не нравятся. Мне нравится «Здравствуй, дух веселый! Взвившись в высоту…» [40] , а еще «Зачем здесь, рыцарь, бродишь ты один, угрюм и бледнолиц?» [41] . Больше ничего.
39
Джон Мильтон (1608–1704) — английский поэт, писавший также на латыни и итальянском.
40
Стихотворение П. Б. Шелли (1792–1822) «Жаворонок». Перевод В. Левика.
41
Стихотворение Джона Китса (1795–1921) «La Belle Dame sans Merci». Перевод Л. Андруссона.
И вот что, Филип, если ты когда-нибудь повстречаешься с моими стариками, если я тебя туда возьму, не упоминай Аниту Франклин — мои родители были очень к ней привязаны, думали, она станет доктором медицинских
Отец Фейт ждал у ворот почти полчаса. Он нисколько не скучал. Обсуждал лозунг «Черное прекрасно» [42] с Чаком Джонсоном, привратником. Чак, кто его придумал?
42
Слоган одноименного движения, которое возникло в США в шестидесятых годах.
Чего не знаю, того не знаю, мистер Дарвин. Он просто однажды взял и появился на улицах, вот так вот.
Блестящий лозунг, сказал мистер Дарвин. Придумай его мы, уж поверь, сломанных носов было бы куда меньше. Ты понимаешь, о чем я?
Тут он расплылся в улыбке. Фейти! Ричард! Энтони! Обещали прийти — и пришли! Я вовсе не язвлю — просто констатирую факт. Я счастлив. Чак, помнишь мою младшенькую? Фейти, это Чак, он отвечает за приходы и уходы. Ричард, Энтони, поздоровайтесь с Чаком. Фейти, взгляни на меня, сказал он.
Как тут здорово! сказал Ричард.
Настоящий замок! сказал Тонто.
Молодцы, что пришли проведать дедушку, сказал Чак. Он наверняка в былые дни любил с вами повозиться.
Какие такие былые дни? По мне, так все только начинается. Правда, Фейт? Я вообще в начале пути.
Пути куда? — спросила Фейт. Ей было стыдно, что столько всего произошло, прежде чем она вот так, по-настоящему, по-дружески приехала.
Честно тебе признаюсь, я на днях беседовал с Рикардо.
Так я и думала. И какую лапшу он тебе на уши навешал?
Фейт, во-первых, не говори так при мальчиках об их отце. Сделай мне одолжение. Это недостойный прием. Во-вторых, возможно, между вами с Рикардо просто нет химии.
Химии? Так сказал знаменитый ученый? Это его слова? А между ним и тобой химия есть? А?
Ну, он со мной беседует.
А папа здесь? — спросил Ричард.
А нам-то что? — сказал Тонто и посмотрел на мать. Нам до этого дела нет, правда, Фейт?
Нет-нет, сказала Фейт. Папы здесь нет. Он просто разговаривал с дедушкой. Помните, я вам рассказывала, что дедушка пишет стихи? Так вот, папе они нравятся.
Так-то лучше будет, сказал мистер Дарвин.
Пап, я желаю тебе всяческих успехов, но тебе нужно еще с кем-нибудь поговорить. Я могу кое-кого спросить — Рикардо делец ушлый, я знаю. Что он придумал?
Понимаешь, Фейти, вариантов два. Первый — маленький томик на веленевой бумаге, ну, на чем-то в этом роде, «Стихи из Золотого века»… Нравится тебе такое?
Хм! — сказала Фейт.
Это что, больница? — спросил Ричард.
А второй вариант вот какой. Фейти, у меня десятки песен — это слово больше всего к ним подходит. Но можно называть и песнями, и стихами — не знаю, как угодно. Так вот, у него отличная идея — составить книгу вместе кое с кем еще из здешних или если не книгу, то серию. Например, Келлер в том, что касается поэзии, не последняя фигура, но у него поэзия скорее эпическая, понимаешь? Когда Израиль был юн, любил я… Это первая строчка, там страниц сто, не меньше. У мадам Наздаровой, нашей редакторши из «А бессере цейт» [43] — ты с ней знакома? — слух исключительный. Она прирожденный редактор. Ей в ухо влетело, и через неделю это все вычищено, исправлено и записано.
43
«А бессере цейт» — «Лучшие времена» ( идиш).