Мечты о нас

Кази Иви

Солнечный свет заливает кухню золотом, похоже, сегодня будет чудесный день. По крайней мере, если не подкачает погода. И если забыть о предстоящей встрече с Дрю. Хотя отец настаивает на объяснениях перед командой, я хочу сначала переговорить с Дрю наедине, потому что дело касается только его и меня. И в том, и в другом случае ситуация неловкая.

Я заливаю мюсли овсяным молоком, когда в кухню заходит папа. Мне не надо на него смотреть, чтобы понять, что он до сих пор сердится. Темная аура плохого настроения следует за ним повсюду – к верхнему

шкафчику, откуда он достает чашку, к кофе-машине и, наконец, к своему месту за столом.

– Джули.

Он на меня не смотрит, шуршит газетой, которую я принесла из почтового ящика вместе с письмами. Обычно он первыми открывает письма, прежде чем уткнуться в газету. Еще один индикатор плохого настроения.

– Пап? – Но он не отвечает.

Неверяще поднимаю брови. Запихиваю в рот полную ложку мюсли и ставлю тарелку на стойку – предпочитаю есть стоя, чем сидеть с ним за одним столом.

– Знаешь, что ты сделала вчера не так? – вопрошает он, не отрывая глаз от газеты.

«Ничего» так и вертится на языке, но я с трудом сдерживаюсь и проглатываю ответ. Ненавижу, когда со мной разговаривают, как с трехлетней.

– Папа! – Я не могу сдержать стон. – Я не хотела ставить Дрю в неловкое положение, я просто хотела… должным образом его поприветствовать.

– Поприветствовать? – Он резко поднимает голову, мускул на щеке нервно дергается. – Я тебя попросил показать Эндрю кампус. А не делать его посмешищем, танцуя на публике перед ним. Я тебя не так воспитывал. И маме бы точно не понравилось.

Как я ненавижу, когда он начинает разыгрывать карту мамы. Она как джокер, чтобы прибить меня окончательно.

– Я всегда танцую на публике! – бросаю я и понимаю, что с каждым словом делаю хуже.

– Ты извинишься перед Эндрю. Один на один. С командой я улажу сам. И чтобы я больше ничего не слышал об этом неприятном инциденте. – Несколько долгих мгновений он пронзает меня ледяным взглядом своих голубых глаз и возвращается к газете.

У него все просто. Главное, чтобы я вежливо извинилась и не порождала шумихи.

– А что, если ему понравилось? – вырывается из меня, и я даже не понимаю, как это получилось.

Как в замедленной съемке, плавно опускается газета.

– Если ему понравилось? – повторяет отец, удостоверяясь, что не ослышался. – В тот самый день, когда мужчины тебя начнут волновать больше спорта, уходи из чирлидинга.

Я насмешливо фыркаю. Ну это же нелепо, и он это знает. Этот день не наступит хотя бы потому, что спорт финансирует львиную часть моей учебы. Даже после смерти мамы я не бросила чирлидинг, так что и сейчас не брошу.

Наш разговор прерывает веселое «Доброе утро!» Бо. Он проходит легкой походкой, как будто не слышал нашу дискуссию. Что маловероятно – в доме довольно тонкие стены. С полным спокойствием наливает в стакан апельсиновый сок и становится рядом со мной, облокотившись о стойку. Все это время сопровождается гробовым молчанием, нарушаемое лишь гудением холодильника.

– Закончили? Можем идти? – Папа переводит

взгляд с Бо на меня и обратно. Пальцами мнет газетные листы – явный признак того, что он не успокоился.

– Я готов! – Бо одним движением головы откидывает челку со лба. – Радуйся, что можешь нас подвезти. В будущем, возможно, мы пойдем другим путем. Или поедем.

Я не успеваю спросить, что он имеет в виду, как Бо продолжает:

– Хэйли позавчера рассказывала, что ее бабушка переезжает в дом престарелых и хочет избавиться от своей машины. Милый маленький «Форд Фиеста», на который я уже заработал в кафе. Если ничего не помешает, завтра его забираю.

Бо независимо постукивает пальцем по стакану, как будто ничего особенного не произошло, всего лишь прикупил по случаю кусочек свободы.

– Ты не можешь быть против, – предупреждает Бо папу. – Если сможем сами ездить, а не ждать тебя, то у нас будет больше времени для учебы. И для работы по дому. В выигрыше все.

Папа опускает газету, складывает ее аккуратно и оставляет на краю стола. Берет чашку с кофе, отхлебывает и пожимает плечами.

– И в мыслях не было.

Потом собирает письма и поднимается из-за стола – знак, что пора выходить.

Интересно, отреагировал бы он так же спокойно, если бы с подобными новостями явилась я? Прихожу к выводу, что нет. Более чем уверена, что сначала он прочитал бы лекцию об опасностях, связанных с вождением машины, а потом напомнил бы об ответственности. С Бо он ведет себя по-другому, потому что Бо более благоразумный из нас двоих.

На обеденной перемене в кафетерии Бо и Хэйли обсуждают последние детали покупки. Я чувствую некоторое возбуждение от предстоящего кусочка свободы. Или от грядущего разговора с Дрю?

Я накручиваю спагетти на вилку. Собственно, как начать извинения?

Извини, что выставила вчера тебя дураком. Я не нарочно. В качестве реванша можешь станцевать для меня. Танцуй!

Не мешало бы найти Дрю – раньше начнешь, раньше закончишь, – поэтому я оглядываюсь время от времени по сторонам. Но его не видно. В кампусе достаточно уголков, где можно спокойно перекусить, исключив всякую возможность случайной встречи.

Я подпрыгиваю от оглушающего скрежета стула по полу, когда Пенни придвигает стул поближе ко мне.

– Ты показывала новичку кампус? – безо всякого перехода спрашивает она, и в ее голосе звучит любопытство пополам с укоризной. Она ставит стакан с водой на стол, поправляет идеально уложенный воротничок рубашки поло и в упор меня разглядывает.

– Папа меня попросил провести экскурсию, – подтверждаю я и стряхиваю спагетти с вилки.

– Мило с твоей стороны. Кайл ругается. Вся команда теперь должна выучить специальные жесты на тот случай, если ему придется пропустить игру и введут новичка. Как будто у них нет запасных квотербеков. – Пенни поджимает губы и качает головой. – Как будто мальчикам больше заняться нечем.