Мечты сбываются
Шрифт:
«Дали?..»
Баджи насторожилась:
— А кровать?
— Кровать я купил на толкучке, в железных рядах.
— Хорошо, что денег хватило! — сказала Баджи удовлетворенно.
— А деньги я занял в кассе взаимопомощи, — признался Юнус.
Баджи смолкла. Жилотдел? Промысловый комитет? Касса взаимопомощи? Вот, оказывается, кто помогает брату в его стараниях, доселе тщетных! И вдруг Баджи поняла: брат стал молодцом не потому, что прибавилось ему лет, а потому, что настали иные времена…
Иные времена!
Как и прежде,
Но теперь, докладывая о ходе работы Араму, назначенному старшим по группе эксплуатации на промысле, Юнус с каждым днем все решительнее заявляет:
— С этими желонками — одно мученье! Сколько ни старайся, добычу намного не поднимешь!
Он берется за карандаш и подкрепляет свои слова расчетами.
На лбу у Арама появляется складка: в глубине души он, пожалуй, согласен с доводами Юнуса — такие же мысли не раз приходили в голову ему самому. Однако, наслушавшись подобных жалоб и от других тартальщиков, он в сердцах восклицает:
— Опять вы все сваливаете на желонки! Надо прилежней работать — и все!
Успокоившись, он разъясняет Юнусу, что энергично продолжать тартание необходимо не только для того, чтоб увеличить добычу, но и по той причине, что сокращение эксплуатации грозит обводнением и порчей месторождения, катастрофой.
Слава Арама звучат убедительно, и Юнус, разводя руками, покорно соглашается:
— Буду нажимать!..
Часто, возвращаясь с работы, Юнус приносит Баджи кубик халвы, ириски, леденцы. Баджи снисходительно улыбается: брат, видно, до сих пор считает ее маленькой!
— Прими-ка подарочек! — говорит Юнус. Далеко позади то время, когда он давал сестре лакомство тайком, точно пряча краденое, а не даря добытое честным трудом.
А за обедом Юнус кладет на тарелку Баджи лучший кусочек, словно стремясь вознаградить ее за прошлые дни, когда лучшее отец, по обычаю, отдавал ему, сыну.
Хорошо живется Баджи у брата!
И работы у нее совсем немного: прибрать комнатенку, сбегать за угол в продуктовую лавку, сварить обед, постирать, починить. А трудно ли это, умеючи? Ах, как хотелось бы ей быть полезной брату еще чем-нибудь! Но чем?..
Баджи часто видят вместе с Юнусом.
Его стройная фигура, красивое лицо привлекают внимание женщин.
— Твой муж, что ли? — спрашивают женщины у Баджи.
— Нет, — отвечает Баджи, — мой брат.
— Женатый?
— Не собирается!
— А сама ты замужем?
Баджи неопределенно вертит рукой, отмахивается. Не то она хочет этим сказать — «был у меня муж, да сплыл!», не то — «не дура я, чтобы выходить замуж, имея такого хорошего брата!»
По праздничным дням в комнатке брата собираются друзья.
Непременные гости — Арам с семьей и Газанфар. Случается, заходят табельщик Кафар, Рагим и неразлучные кирмакинец и тартальщик ардебилец — три года совместного труда, общих радостей и печалей сказываются.
Тесно, накурено, не всегда хватает угощения. Зато всегда шумно и весело. Бывает, правда, что вспомнятся старые, злые времена, но чаще речь идет о завтрашнем дне, о будущем. Нередко звенят струны тара, звучит песня, порой ухитряются и потанцевать, несмотря на тесноту.
Баджи с детства любит гостей, всегда оживляется с их приходом. Разные, правда, бывают гости, и разные ведут они разговоры. Гости Шамси, например, толковали о коврах, ценах, мечетях. Гости Ана-ханум — о платьях, стряпне, о поведении соседок. Гости Теймура — о пьянках, картах, женщинах, драках и о многом другом, о чем не хочется вспоминать.
О чем толкуют гости в маленькой комнате брата?
— Лозунги мы написали хорошие, а нефти пока добываем мало, — сетует кто-то из гостей. — Инженер Кулль говорит, что до войны в Баку добывали пятьсот миллионов пудов в месяц, а теперь, говорит, никак не можем добыть и двухсот. Несколько тысяч скважин, говорит, бездействуют.
— Кулль!.. — пренебрежительно восклицает Юнус: еще жива память о том, как этот Кулль якшался с англичанами.
Вставляет свое слово и Кафар.
— До войны, не забудь, — говорит он, — рабочих в Баку было тысяч шестьдесят, а теперь — меньше двадцати. Взять, к слову, наш «Новый Апшерон» — осталась половина старых рабочих.
Осведомленность Кафар а ни у кого не оставляет сомнения: с недавних пор, после слияния соседних промыслов, он работает здесь табельщиком.
— Одни, — продолжает Кафар, — ушли в Красную Армию, погибли на фронтах, других загубили проклятые мусаватисты, кое-кто уехал в хлебные края.
— Еще бы не уехать! — подхватывает Розанна. — А как прожить на три фунта муки и фунт постного масла в месяц?
Сато — семнадцатый год, она считает себя достаточно взрослой, чтобы возразить матери:
— Мы-то ведь, мама, не уехали и — живем!
— С нас пример брать нечего, — отвечает Розанна. — Мы с отцом старые рабочие, нам ничего не страшно!
Не подобает хозяину спорить с гостями, но Юнус все же возражает:
— А я, тетя Розанна, думаю, что с таких-то людей и следует брать пример тем, кто помоложе, чтоб и им ничего не было страшно. Что до меня, то я, тетя Розанна, не уехал бы сейчас отсюда, если бы даже пришлось здесь работать даром.