Мечты сбываются
Шрифт:
— Ты с этим согласен?
— Не совсем: по-моему, он внес в схему много своего, улучшил, уточнил ее.
— А о премировании, о денежном вознаграждении он не говорил? Ведь выпивка-то — штука дорогая!
— Нет, не говорил.
— Так, так… — несколько раз повторил Газанфар, словно не мог отделаться от какой-то навязчивой мысли. — Подумать, что еще так недавно наш уважаемый инженер был против помощи рабочему изобретательству! Упрямец! Помню, как он спорил с Сергеем Мироновичем насчет глубоких насосов. А помнишь, как он в свое время противился
— Еще бы не помнить! Я тогда едва доковылял к промысловой конторе — болела нога, и ты помог мне добраться… Но ведь то, Газанфар, было очень давно, в восемнадцатом году, и многое с той поры переменилось. Разве сравнить Кулля, каким он был тогда или даже полгода назад, и какой он теперь? Еще совсем недавно работал он будто из-под палки, а теперь его просто не узнать — он и глубокие насосы стал активно поддерживать и рабочим изобретательством интересоваться. Он сам признал, что ошибался.
— Возможно… — задумчиво протянул Газанфар. — Возможно… — Он повторял это слово, с виду как бы соглашаясь с Юнусом, но в глубине души испытывая сомнение.
Юнус почувствовал это.
— Не понимаю тебя, Газанфар, извини меня… — сказал он. — Не ты ли недавно говорил, что многие старые честные специалисты, вначале артачившиеся, теперь стали работать не за страх, а за совесть?
— Я и теперь это повторяю… Но… не надо забывать и того, что недавно случилось в Донбассе: ведь шахтинское дело — не случайность, и люди, подобные шахтинским буржуазным спецам, надо думать, имеются и в других областях промышленности. Возможно, такие люди существуют и у нас, даже где-то здесь, неподалеку.
Юнусу стало не по себе… Здесь, неподалеку, таятся люди, подобные коварным шахтинским вредителям? Уж не перебарщивает ли Газанфар?
— По-моему, только глупые люди или заядлые контрреволюционеры могут верить, что все вернется к старому! — с уверенностью заметил он.
— Глубоко ошибаешься! Наша партия, товарищ Ленин считают, что пока мы живем в мелкокрестьянской стране, для капитализма имеется даже более прочная база, чем для коммунизма. Правда, мы можем добиться окончательной победы, если будем активно электрифицировать нашу страну, если создадим базу современной крупной промышленности.
— Значит, надо нам идти по этому пути! — воскликнул Юнус с жаром.
— Бесспорно! И при этом, не впадая в спецеедство, нужно все же помнить, что одна из опасных форм сопротивления развивающемуся социализму — вредительство буржуазной интеллигенции.
Друзья встретились взглядом, и мысли их вновь невольно обратились к Куллю.
Юнус спросил напрямик:
— Скажи, Газанфар, ты Кулля в чем-нибудь подозреваешь?
Газанфар ответил не сразу.
— Новых отрицательных фактов у меня против него нет… Но… весь его общественный облик… Так или иначе, за Куллем надо присматривать в оба! — решительно закончил он.
— Это, я думаю, ты правильно говоришь — присматривать. Но только кому?
— Всем нашим людям
— Мне?.. — Юнус недоуменно улыбнулся. — А много ли будет пользы от такого присматривания? Промысловую практику многие из нас, пожалуй, знают неплохо, но какие мы судьи инженеру Куллю в серьезных технических вопросах? Эх, знать бы нашему брату рабочему хотя бы половину, даже четверть того, что знает этот пьяница, шайтан его побери!
Лицо Газанфара стало серьезным:
— Попал ты, Юнус, своими словами в самую точку! Партия-то как раз и требует от нас, чтоб мы из шахтинского дела извлекли урок — сами стали бы спецами техники. И вот я скажу тебе, друг Юнус: есть уже такое постановление ЦК партии, что на техническую учебу будут мобилизованы тысячи рабочих партийцев, комсомольцев, честных, преданных нам людей из беспартийных, чтоб в дальнейшем нас не могли обмануть чужие нам люди, вредители из числа старых специалистов, как это было в Донбассе.
— Вот это правильно!
Блюдо с дымящимся пловом уже стояло на столе, и Ругя сказала:
— Хватит вам о делах! Как говорится: кто множит слова за трапезой, тот останется голодным, да к тому же в делах не преуспеет!
Но Бала, с интересом прислушивавшийся к беседе, заметил:
— А ты, мама, разве иной раз не говоришь за столом о своих ковровых делах?
Газанфар строго сказал:
— Матери своей замечаний не делай!
Бала виновато опустил глаза:
— Извини, мама…
— Ладно уж… — Ругя махнула рукой.
Деловой разговор, казалось, был исчерпан, но Газанфар, повернувшись к Юнусу, неожиданно спросил:
— А что ты скажешь, Юнус, если и тебе податься на техническую учебу?
Такого оборота дела Юнус не ожидал.
Податься на учебу?
Вспомнилось вдруг русско-татарское городское училище — низкая сводчатая комната, коричневая аба муллы хаджи Абдул-Фатаха, удары линейкой по рукам нерадивых учеников, молитвы на коленях.
Вспомнилась и недолгая учеба в профтехнической школе, возник в памяти Сергей Миронович Киров, приходивший послушать, как идут занятия. Конечно, эту школу не сравнить было с русско-татарским городским училищем — здесь обучался Юнус навыкам в разных ремеслах, но в математике, в механике он и здесь дальше азов не пошел.
Да, не перегрузил Юнус свою голову наукой за двадцать восемь лет жизни, и ощущал он это в своей работе на каждом шагу. А теперь, к тому же, приходилось краснеть перед своей невестой, перед Сато, окончившей школу-десятилетку и преуспевшей во многих знаниях, особенно в подборе нужных книг, куда больше чем он, мужчина.
И вот сейчас Газанфар спрашивает, что он скажет в ответ на его предложение. Но чем же иным можно ответить, как не словами радости и благодарности, которые так и рвутся из глубины души? На техническую учебу! Да разве есть сейчас для человека большее счастье, чем учиться, с тем, чтоб отдать затем свои знания на пользу трудовому народу? Где тот глупец, который посмеет с этим не согласиться?