Медь в драгоценной шкатулке
Шрифт:
Нет, не хочу о ней думать. Уехала, и слава богу.
После ванны наконец проснулся голод. Поедая вкуснейший черепаховый суп, я спросила о самом главном:
— А что с Ксиши?
Усин переглянулась с подававшим мне на стол евнухом:
— Её забрали во дворец Полночь. Приказ императрицы Эльм…
— Это я знаю. Но вы слышали что-нибудь о ней с тех пор?
— Нет, — Усин виновато качнула головой. —
— А чего им приходить-то? — добавил евнух. — Им-то повезло — остались при маленькой госпоже. А мы? Если бы госпожу Соньши не помиловали…
— Брат Цу!
— Что, сестра Усин? Кто захочет иметь дело с оказавшимися на дне потока?
Я опустила ложку, осознав, наконец, причину их радости. Ну конечно, что стало бы с прислугой казнённой наложницы? В лучшем случае — Боковой дворец. А ведь я, сидя в тюрьме, ни на секунду не задумалась, что будет с людьми, которые мне служат. Слишком была занята мыслями о себе, несчастной. Ну и кто я после этого? Свинья, и больше никто.
— Ничего, братец Цу, — я заставила себя улыбнуться, — всё обошлось. Но я хочу навестить дочь.
Надо будет сделать им всем по подарку. Благо как раз приближается очередное Любование луной, а с ним и выплата жалованья за осень. Правда, я к тому времени уже уеду из дворца… Ну ничего, возьму денег с собой. Стребую наконец с приказа Великих припасов, ведающего казной, Тайреновы денежные подарки, пусть и в серебряных монетах. Да и положенного наложнице четвёртого ранга жалования меня вроде бы никто не лишал.
— А теперь пойдём, Усин. Посмотрим, как там наша Ксиши.
Из Восточного дворца меня выпустили без проблем. Но на пороге дворца Полночь путь мне преградила незнакомая женщина, судя по синему халату, дама, а не прислуга. И не одна, а в компании евнухов, молчаливой, но неприступной стеной выстроившихся за ней, перегораживая вход.
— Я хочу увидеть дочь.
— Вам нет нужды тревожиться. Об областной госпоже хорошо заботятся.
— Я хочу в этом убедиться.
— Вам лучше вернуться в Восточный дворец и заняться сборами, — высокомерно глядя на меня, процедила эта нахалка. — Его величество и так оказал вам милость, дав такую возможность, а не отправив в ссылку тотчас же. У областной госпожи вам делать нечего.
— Но я её мать!
— Её величество императрица — мать всем обитателям Внутреннего дворца. К которым вы больше не принадлежите. Областная госпожа находится на попечении императрицы Эльм — не на вашем.
— Ну, хорошо же, — я отвернулась и вместе с едва поспевавшей за мной Усин стремительно зашагала через Императорский сад в сторону дворца Великого превосходства, чувствуя безрассудную злость. Вероятно, это было бы злоупотреблением императорской милостью, но я действительно была готова ввалиться к императору и расшибить лоб в поклонах, взывая к его великодушию и жалуясь на самоуправство его жены — что это приказ императрицы, сомневаться не приходилось. Однако императора я не увидела. Когда я смело подошла к стоящим
— Его величество отдыхает, — сообщил тот, с интересом глядя на меня. — Что за дело у наложницы Соньши?
Я несколько сумбурно объяснила ситуацию. Евнух нахмурился, поигрывая бунчуком, потом кивнул сам себе.
— Не думаю, что мы будем тревожить его величество по этому делу, — сказал он. — Возможно, я смогу вам помочь.
— Вы очень добры, господин…
— Кан Гуанли. Не благодарите раньше времени.
Интересно, почему император удалился на отдых уже с утра, подумала я, пока мы совершали тот же путь в обратном направлении. Набирается сил перед обедом?
Помощь Кана Гуанли оказалась весьма эффективной. Наглую девицу, снова выскочившую на порог, он раскатал своим авторитетом в два счёта. Стоило той пискнуть что-то про приказ её величества, как евнух в два раза надменнее, чем она, сообщил, что желает сам проведать маленькую областную госпожу. Уж не хотят ли обитатели дворца Полночь преградить путь ему?
— Но она…
— А она меня сопровождает, — и господин Кан, больше не добавив ни слова, пошёл прямо на девицу. Ту перекосило, но она поспешно посторонилась, и остальные стражи тоже раздались в стороны. Я торопливо пристроилась позади Кана Гуанли, как судно за ледоколом.
Ксишинька лежала в колыбельке, той самой, или точной копии той самой, что стояла в Восточном дворце. Даже игрушки над ней висели точно такие же. Девочка спала, как ангелочек, и я замерла перед колыбелькой, умилённо любуясь дочкой и не решаясь потревожить её сон. Но она открыла глазки сама.
— Ксиши! — тихонько позвала я. — Ксишенька!
Она посмотрела на меня — и широко заулыбалась беззубым ротиком. Даже рассмеялась. Узнала! Она меня узнала! Игнорируя столпившихся вокруг женщин, следивших за мной так напряжённо, словно я была голодным гуем — мертвецом, ожившим от того, что ему не приносили посмертных жертв — я вынула девочку из колыбельки.
— А-а, — сказала она. — Бу-у-у!
И сунула пальчик в рот. Я повернулась к нянькам:
— Как она себя чувствует? Как ела? Хорошо спала?
Меня хором уверили, что спала и ела маленькая госпожа отлично и чувствует себя замечательно. Я покачала Ксиши на руках, вызвав новую счастливую улыбку. От неё пахло молоком, увы, уже не моим, уютом и чем-то настолько родным, что слёзы на глаза наворачивались. Неужели я должна её оставить? На сколько? На месяц? На год? Или даже ещё больше? Неужели моя девочка будет расти без меня, и когда я её увижу в следующий раз, это будет уже повзрослевший незнакомый ребёнок, который и не узнает меня при встрече? Будь проклята императрица с её неумными интригами, ведь если бы не она, мне бы позволили взять дочь с собой!