Мед.ведь.ма

Чеснокова Юлия Олеговна

— Ты не полный ноль, — зачем-то сразу же заступился перед молодым человеком за него же самого Гук, хотя в другой раз сам бы постарался убедить его, что он пустое место.

— А что у меня, кроме красоты и денег? — Чжунэ осушил стакан и взялся за бутылку. Чонгук поймал его руку, остановив.

— Умей принимать провалы, они случаются. Я тоже ничего не сделал, и мне досадно. И это унизительно — да, но прятаться за выпивкой не выход. Ты должен в нормальном состоянии осознать трудности и недочёты, чтобы исправить их, если получится в будущем. Зачем пить и ныть сразу?

— Потому что это невыносимо! — оттолкнул руку Чонгука Чжунэ, но не налил себе, а закрыл ладонями глаза, провёл ими по лицу, ниже. — Какое-то дерьмо, сплошное дерьмо!

С того дня, как Бобби расшибся, что мы ни делаем — никакого результата, всё только хуже становится. Убрал свидетеля — вы нарисовались, вы забрали и Чживона, и Бёль, втянули нас во все эти дела против Джиёна, и ничего не получается, ничего не выходит! Теперь даже если ты свалишь из моей жизни, это будет подозрительно, рано или поздно драконы узнают, что я притаскивал подсадного, и мне пиздец!

— Не нагоняй ты мрак над головами. Ещё ничего не произошло, и, может, не произойдёт никогда.

Дверь открылась, и вернулся Тэян. Он не обратил внимания на позу и выражение лица Чжунэ, поэтому тот успел подобраться и постараться забыть мучившие его тягости.

— Надо бы ехать, а то нам ещё вещи упаковывать, — поднялся Чонгук, похлопав по плечу Чжунэ. — Пошли.

— Давайте, ребята, привет нашим и Сеулу, — махнул рукой Тэян. — Давно его не видел…

— А чего не посетишь на досуге?

— Досуга нет, — устало улыбнулся Тэян. — Да и города измеряются ценностью воспоминаний и их жителей…

— У тебя нет хороших воспоминаний о Сеуле?

— Хорошие есть, неиспорченных — нет.

Чонгук не стал спрашивать о жителях. Судя по всему, с точки зрения Тэяна, они тоже там все испортились, и хорошие обитают здесь, в Сингапуре. Но кто? Зико, которого он чуть не пристрелил, работницы его публичного дома, которых он больше не звал к себе, клиенты, которых швыряет прочь? Нет, ценность явно была в ком-то другом, и Чонгук, пусть и занятый поиском провидицы, решил, что неплохо знать об образовавшейся у Тэяна слабости. Если он начальник охраны Джиёна, и несёт ответственность за его защиту, то следует иметь в виду, на что можно будет при случае надавить.

Удаляясь, далеко и близко

Собирая вещи, Чонгук стал разделять нежелание Чжунэ покидать Сингапур, но и испытывал тяжесть от нахождения в нём, непостижимом, огромном, запутанном, как пещеры гномов с самоцветами, продажном и неподкупном в своей преступной греховности. С каждой сложенной футболкой (а их, если на то пошло, у золотого было всего три, а не стопка, как у его новоявленного соседа) он ощущал, что не сделал ожидаемого, не выполнил миссию, и, пусть в отличие от Чжунэ его не ждали неприятности, усугубленные безрезультатностью, всё же умение пристыдить себя давало знать. Совесть — главный цензор каждого золотого, если бы они сами не знали, где хорошо, а где плохо, где правильно, где нет, где сделано всё, что нужно, а где не совершено необходимое, они бы недолго были в золотых. Духовное воспитание вкупе с тренировкой тела, мышц и закаливание организма делало воинов такими, какими они должны были быть в этом братстве. Рыцари двадцать первого века — кому и для чего они нужны и как сильно повлияют на что-либо? Чонгук хотел верить, что хотя бы спасти одну похищенную девочку они сумеют, и не хотел верить в предположение Хоупа, что Джиён уже перетянул её на свою сторону.

Брошены последние трусы в сумку и брошен последний, прощальный взгляд в окно гостиничного номера. Чжунэ снова трансформировался в неговорливого юного хама, будто на самом деле играл роль в эти дни, которую ему прописали, и по ней он пытался дружить со спутником. Теперь же, когда маски укладывались в чемоданы вслед за одеждой, правда возвращалась, да только Чонгук не думал, что дело в этом. Чжунэ волновался и злился, скорее всего, на себя самого, и именно поэтому отстранился от второго парня, а не из-за той неприязни, с которой прилетел сюда.

Аэропорт встречал как будто бы грустно, даже под закатным солнцем тускло серебрясь, как оброненная

мелкая монета, потерявшая ценность. Прибыв сюда, Чонгук выезжал из него в Сингапур почти с разинутым ртом, всё казалось захватывающим и новым, опасным и интригующим, но не прошло много времени, как город-государство лишился своего очарования, оказавшись типичным бездушным мегаполисом с миллионом соблазнов, бестолковостью многочисленности развлечений и бесперспективностью для ищущих, что бы они ни искали. Не обрящут. И всё-таки Чонгук обернулся один раз в такси назад, чтобы запечатлеть напоследок образ Сингапура. Окажется ли он тут когда-нибудь снова? Изменится ли тут что-либо в будущем? Сегодня он думал о том, что ничего не сломило золотых, и они шли из столетия в столетие против зла и преступности, но не значит ли это, что зло с преступностью точно так же несгибаемы и непотопляемы, как они? Выходит, вопреки существованию и стараниям братства и воинства, мир не приобретал другого лика, добро не перевешивало и лучше и легче, если брать глобально, на земле не становилось. Как же так? Не бессмысленны ли тогда потуги золотых? Что они ни делают, всё остаётся на местах своих, и свет с тьмой противоборствуют при каждом новом поколении. А если опустить руки и бросить своё дело, то зло победит? Или золотые — всего лишь закономерное явление, и погибни они, какая-то предрешённость, какая-то природная энергия зародит других, и круговорот будет продолжаться в любом случае? Чонгук горестно вздохнул, покосившись на Чжунэ. Они были примерно в одинаковом настроении теперь, и именно дракон навеял безрадостную печаль на Чонгука, а так же осмысление происходящего. Не так жестоко столкнуться с поражением, как понять, что оно и должно было случиться, что твоё невезение, возможно, справедливо, или, что ещё хуже, безусловно предначертано судьбой для космического равновесия.

До посадки они не разговаривали, и только заняв свои места, перемолвились парой фраз, причём на какую-то обыденную от Чонгука Чжунэ воскресил своё коронное «пошёл ты». Всё могло бы тем и закончиться, если бы до Сеула не нужно было лететь несколько часов. Утомлённые не активным отдыхом, а его истинным умыслом, молодые люди сидели неподвижно, принимая закуски у стюардессы медленными, тягучими движениями, каждый думал о своём, по-своему, но всё же предметы и сюжеты, обмозгованные ими, имели одну основу, одно направление, хотя беседа и зашла издалека:

— Чонвон, — первым заговорил Чжунэ.

— Мм? — перекатил голову на затылке Чонгук, развернув лицо к обращающемуся, но взгляд положил на руки того, не беспокойные, но напряженные, пальцами сжимающие стаканчик с кофе.

— Тебе интересно жить? — тихо и жамкая губами слова, спросил дракон. Так мнут записку, которую не решаются отдать.

— Да, мне интересно, — ответил золотой, подняв глаза к профилю студента. — А тебе нет?

— Временами совсем неинтересно. Всё становится каким-то… скучным. Я не говорю, что всегда, нет. Бывает, круто тусишь, вечеринки, поездки, знакомства, а потом как-то хлоп, и смотришь на всё вокруг, а ничего не интересно. Хоть в петлю лезь, выть хочется, а делать нечего, ничего не помогает.

— У тебя депрессии что ли бывают? Как у девочек? — Чжунэ хмыкнул, но не послал Чонгука, наоборот, почему-то заулыбался на то, что его сравнили достаточно унизительно, и золотой понял, что тот вспомнил о его же словах, что следует реже обижаться и уметь смеяться над собой. Неужели у этого типа получится?

— Не знаю, отличается ли мужская депрессия от женской?

— Мужская депрессия — это психическое отклонение, — пожал плечами Чонгук. — А женская — последствие какой-нибудь неудачи, часто крошечной и неприметной, вроде сломанного ногтя. А поскольку ты выглядишь вполне успешным человеком, и причёска у тебя даже не испортилась, пока мы добирались до самолёта, приходится делать вывод, что у тебя психическое отклонение. Только вот какого характера я определить не смогу — я не специалист, — с серьёзным лицом иронизировал Чонгук.