Медальон двух монашек
Шрифт:
– Как ты думашь, какая она?
– спросил он у огня, вглядываясь в игру его пламени, будто ожидая от него ответа. Но хитрый огонь горел ровно, лишь изредка пощелкивая искрами.
– Вот и я так думаю: ничо девка-то. А вот чо с ней случилося?
Костер вдруг вспыхнул, разбушевался, выбросил вверх сноп искр.
– Вот и я так думаю: попала дефькя в чо-то плохое. Как кур в ошшип! Уж шибко хреново ей видать!
– - парень покосился на телегу. Но в этот раз там всё было тихо. Он подкинул пару сухих и толстых веток в костер и огонь радостным
– Вот и я грю. Матерю-то она свою схоронила ишшо прошлым летом, а шшаз? Ишь, как мается, болезная!
Но тут в голову его пришло сомнение.
– А что мне отец-то да маманя за это скажут? Это кто ещё такая? А я и сам не знаю!
Потифор от этих мыслей даже растерялся на пару секунд, но потом выпятил грудь колесом.
– А я им скажу «молоду жону везу»!
И так ему от этой мысли стало радостно, что даже огонь, поняв его состояние, разом охватил подкинутые ветки и осветил его лицо. Возможно, поэтому и принял за согласие с ним его потрескивание огня и подфыркивание.
Потифор улыбнулся: он всегда знал, что уж кто-кто, а огонь-то его лучше всех поймет! И, чтобы не испортить полученный от огня ответ, перестал с ним разговаривать.
Через некоторое время мысли его разбрелись кто куда, а самого Потифора начало клонить ко сну. Чтобы размяться, он взял горящую головешку и подошел к телеге. С одного взгляда тут же определил, что девушка мерзнет, хотя и скрючилась под армяком калачиком. Невольно и сам ощутил этот озноб.
– Вот, дурень!
– парень хлопнул себя по лбу.
– Молодая жена мерзнеть, а я стою тута!
И, подбросив два толстых бревна в костер, осторожно полез на телегу к Марфе. Осторожно, бочком примостился к ней и обнял её поверх армяка. Подождал еще немного и, убедившись, что девушка перестала дрожать, закрыл глаза.
Меж тем Марфе снился сон.
Вот она, молодая и красивая, собирает яблоки и поет песни.
– Только что это с ней?
На руках, ногах, на всем теле появились противные толстые и черные волосы. Откуда-то в руках взялись ножницы и она начала их стричь везде, где только видела. Однако, не успевала состричь, как они опять отрастали. Мало того, еще и ногти начали расти, всё больше и больше напоминая вид когтей! Она уже и их стрижет, а они все растут и растут. Ну вот, слава Богу, всё состригла!
Смотрится в зеркало и видит.
– О, ужас! Это вовсе не она, а какое-то черное волосатое чудовище смотрит на неё и нахально ухмыляется!
– Мар-фа-а-а!
– голос чудовища уже звучит в ней. Она понимает и принимает его, не в силах больше сопротивляться этой мощи.
– Мар-фа-а-а! Ты видишь, каковы мужики? Они тебя вовсе не спрашивали. Взяли силой то, что ты берегла! А ты – молодец, так ему и надо! Отомстила за себя! Но учти, их много. Наш враг хитер и коварен! Теперь он к тебе полезет с ласками, но ты не давайся!
И сердце девушки, еще совсем недавно превратившееся в сосульку, от внутреннего
– А-а-а!
Потифор открыл глаза. Восток на зеленом фоне горизонта желтел узкой полоской утренней зорьки. Неожиданно глаза Потифора увидели её глаза – злые и жестокие. И тут же он ощутил резкий удар по лицу.
– Ты чо, дефькя?
– удивленно произнес Потифор, потирая ушибленную щеку. Он уже давно простил ей эту выходку, считая её продолжением неспокойного сна.
– Ты кто? А ну, отойди от меня!
– глаза Марфы медленно превращались в нормальные: узкая полоска желтых глаз, как у хищника стала похожа на глаза девушки.
– Да ты чо, дефькя? Забыла? Али ишшо не проснулася?
– невольно Потифор начал сердиться.
– Пора ба кончать забавлятьси-то!
Но тут новая мысль неожиданно пришла в его голову.
– А чо ежели ей шибко досталося от мужика какова, а меня она с им спутала?!
Вся сердитость на неё разом прошла.
– Да ты мене-то не боись. Ляжь, ишшо поспи! Рано. Вишь, зорька-то тока подымацца!
К этому времени Марфа уже отошла от приснившегося ей кошмара, сама вспомнила всё и попыталась улыбнуться. Однако улыбка получилась жалкая. Почувствовав это, девушка опять улеглась на сено, повинуясь руке Потифора. И тут же прикрыла глаза.
– Подожду. Посмотрю. Полезет- ударю палкой!
– решила она, нащупав под сеном небольшую палку. Невольно на душе стало легче: это прошел страх.
– Ну, топерича я с палкой. Пушшай тока сунетси! Ишь, ты, каки оне: сперва сю-сю-сю, а потом? Эх, бедная, я бедная, сиротинушка разнесчастная!
И слезы, навернувшись в уголках её глаз, собрались в малюсенькую лужицу и потекли на сено. Но мысли вернулись в недавнее прошлое.
– Ванька, курошшуп хренов, так ему и надо! А чо? Не будет лапать!
Храбрости не хватило назвать то, что он с ней сделал, и она нашла другое слово. Но, вспомнив, как она его ударила сначала ногой, а потом палкой, усмехнулась, а потом и вовсе испугалась.
– А что ежели убила?
И начала упорно вспоминать то, что бы сказало ей.
– Не убила!
Но не находила. А коварная мысль сверлила мозг снова.
– Ведь не убила жа! Ведь не убила? Могеть и не убила!?
Но тревога уже змеёй вползла в душу и Марфа открыла глаза. Ей снова стало страшно. Повернув голову, она увидела рядом Потифора, который, прижавшись к армяку, грел её своим телом. Глаза его были открыты, и никакой агрессии в них не было.
– Врешь ты усё!
– мысленно ответила она своему Черному Демону, приснившемуся ей и утверждавшему, что все мужики – её враги.
– Он не такой! И лучче отстань от меня!
От такого решения ей вдруг стало значительно легче на душе. Даже теплее. Она расслабилась, вздохнула и снова задремала. Но снов уже больше не видела. Лишь почему-то временами ей казалось, что она маленькая девочка, которую мать мирно покачивает в люльке.