Медальон двух монашек
Шрифт:
Но вот из-за огня ей протягивает руку точно такая же, как и она сама, Смарагда. По её губам она читает.
– Берегись мужиков! Будь осторожна!
И вторая Смарагда исчезает, оставляя после себя удивление, страх и ощущение разрезанного яблока.
Смарагда с криком вскакивает с деревянной тахты. Рука её невольно лезет под подушку и нащупывает тряпичную куклу.
– Нет, Маруська тута!
– на душе становится легче: раз Маруська на месте, значит ничего с ней плохого не случится. Она суёт её опять на своё место, потягивается и идет умываться к речке Елани.
Невольно залюбовавшись тихой, словно зеркало отражающей поверхности
Деревянная церковь, возвышаясь над всем, поражала желтизной своего купола, как бы говоря всем и каждому.
– Это я здесь главная! Мне все здешние поклоняются!
Священник в церкви всегда проводил молитвы для работников хозяйства и прихожан, желающих послушать его молебны.
Само же подсобное хозяйство, огороженное чугунной оградой, стояло из четырех десятин земли, имело четыре деревянных дома для монахинь и священника. Для рабочих имелся саманный дом, для послушниц деревянная изба. Кладовая, каретник и конюшня были гордостью подсобного хозяйства. Два пруда, запруженные от Елани, один за другим в виде большой восьмерки, были окружены аккуратным зеленым скатом, деревьями и дорожками, ухоженными и посыпанными битым кирпичом.
Неподалёку от большого омута Елани находилась баня и гостевой деревянный флигель. Все это было в окружении большого фруктового сада, растянувшегося в сторону монастыря. Шестьдесят шесть монахинь и около сотни послушниц, не считая двух сотен работниц, старательно ухаживали за процветающим хозяйством монастыря.
Прохлада реки освежила горящее после необычного сна лицо Смарагды. Она стояла и любовалась утром. Тихое ржание коня и кобылицы совсем недалеко от себя и легкий топот копыт заставил её повернуться в сторону звуков. Как завороженная, смотрела Смарагда на то, что появилось между задними ногами жеребца, прежде чем он вскочил на кобылицу.
– Постой – постой, я уже это где-то видела!
– подумала она.
– А-ха, Сон. Столб!
– Енто на чо ты, бессовестная, смотришь?
Смарагда вздрогнула от голоса сестры – хозяйки Саломии и засмущалась.
– Вот так всегда. Что-нибудь да неладно ей!
И, чтобы спрятать охватившее душу волнение, окунула лицо в воду.
– Да ты не прячь, не прячь лицо-то!
– Саломия довольно улыбалась, видя смущение девушки.
– Ничо плохова я в ентом не вижу. Ну, подумашь! На то он и жеребец! Кто ж еще нас, кобылиц, будет обхаживать?
Саломия открыто смеялась над непорочностью девушки и тем, что удачно застала её за непотребным занятием. Однако и этого для Смарагды было достаточно, чтобы она густо покраснела.
– Да ты не красней, не красней! Я ить понимаю: это дело молодое!
– похотливая улыбка и намеки еще больше смутили Смарагду. Она быстро встала. Провинившаяся послушница, готовая уже заживо сгореть в гиенне огненной, не поднимая с земли глаз, повернулась, чтобы идти назад. Но, как на грех, наткнулась на сестру – хозяйку.
– Ладно, ладно. Ужо иди!
За завтраком Смарагда не смела глаз поднять на Саломию: так ей было стыдно за то, что подглядывала за лошадиной любовью. Она и ругала себя за это много раз за утро, и отмаливала, но ничего не помогало: чувство стыда не проходило.
– Смарагда, за тобой вода в баню!
– коротко приказала Саломия.
– Чтоб к обеду банька была истоплена: приедет сестра Фелицата для проверки, да попариться. Она
Последние слова Саломия произнесла с особой интонацией. Однако Смарагде было не до того, чтобы истолковать их иначе: нужно было наносить в баню много воды, истопить и сделать большой запас дров на новую баню. Таков был здесь порядок. Сестра Саломия довольно жестко смотрела за соблюдением его, несмотря на свои тридцать лет.
Веселая и даже игривая иногда, она становилась очень требовательной и непреклонной, когда дело касалось исполняемой работы. И уже десять лет управляла с успехом подсобным хозяйством женского монастыря. При ней разрослось стадо коров и овец, развелись в большом количестве свиньи, а в соседнем Гуляй – Поле знали, что самые резвые лошадки и жеребцы были из табуна Саломии.
Собственно за этим, да за свеженьким мясцом в подсобное хозяйство зачастую наведывались казачки. Им сбывались и излишки продуктов. Это бывало особенно часто, когда приезжала с контролем сестра – хозяйка монастыря Фелицата. Обе сестры – управительницы в эти дни давали отдых своим подчиненным. Поэтому сестрам и послушницам в Медвежьем Кусту в целом жилось неплохо. Ибо они знали, что есть еще и другая Саломия, которая любила побуйствовать и покутить с Фелицатой. Чаще всего это бывало после удачной продажи мяса или лошадей казакам.
Но старожилы знали и другое: не дай бог попасться в это время на глаза Саломие! Можно было нарваться на грубость, избиение или нечто похуже, которое могло взбрести в голову управительнице. Однако такие моменты были достаточно редки, так что чаще всего выходки её Саломие прощались. А уж монашки и послушницы были за ней, как за каменной стеной!
Смарагде оставалось сходить еще пару раз за холодной водой для бани, когда прикатила сама сестра – хозяйка монастыря. Сестра Фелицата была молодая кареглазая невысокая и стройная монахиня, всегда улыбающаяся и довольная собой. Смарагду она знала по ходатайству сестры Аполлинарии и отмечала от остальных послушниц. В последнее время, заметив, как выросла Смарагда и расцвела, и вовсе старалась поговорить.
– Ну, Смарагдушка, как твои дела? Уже не дичишься? Освоилась?
– постоянно игривый тон Фелицаты невольно заставлял Смарагду еще больше стыдиться. Но сегодня к тому же она невольно вспомнила утренний позорный момент и покраснела.
– Ну-ну. Для баньки воду носишь? Это хорошо! А то я, бедная – разнесчастная, сильно стосковалась по нашему парку! А иде матушка Саломия?
Всем в подсобном хозяйстве монастыря было известно, что обе матушки – Саломия и Фелицата – были ярые парильщицы. Это именно для них раскалялись камни в баньке по-белому. Они и отправлялись туда вместе и парились обычно до такой степени, что потом, голые, красные как раки, в облаке пара выскакивали наружу и бросались в холодную воду Елани. Благо, что банька стояла у самой речки.
Ходили слухи, что не одни они частенько туда хаживали. Правда сама Смарагда этого никогда не видела.
Сестра Саломия появилась тут же, как только Фелицата закончила разговор со Смарагдой у бани.
– Саломия, подружка моя дорогая!
– Фелицата нарочно допускала нарушение монастырского устава, в котором панибратство не поощрялось, а перед именем нужно было называть слово «сестра». Но Фелицата не боялась наказания за это.
– Чо ж ты не встречаешь свою бедную – разнесчастную сестру Фелицату? Итак, в монастыре было много утомительных молебнов!