Медальон инквизитора

Александрова Наталья Николаевна

– Ну что, не передумала? – Константин пристально взглянул на нее. – Не вспомнила, где деньги?

– Мне нечего вспоминать! Я не знаю ни о каких деньгах!

– Ну, пеняй на себя!

Он достал из чемоданчика большой шприц, примерился и воткнул иглу в запястье Оксаны. Она вскрикнула от неожиданности – ведь шеф разрешил Константину только припугнуть ее, не переходя к физическим методам воздействия!

Но в ту же секунду у нее закружилась голова, комната поплыла перед глазами, свет померк, и Оксана потеряла сознание.

* * *

Брат Бернар возвратился в епископский дворец.

Но прежде чем отправиться в комнату для допросов, где его дожидался очередной доносчик, он вошел в свою келью, упал ничком на каменный пол и долго, истово молился.

Он просил Создателя указать ему свет в том страшном тупике, в который попал. Неужели этой ночью он свиделся с самим Дьяволом, просил у него исполнения заветного желания? Неужели участвовал в отвратительном шабаше, разделял кощунственную трапезу с ведьмами, колдунами и прочей нечистью?

Или это был только кошмарный сон, внушенный ему Врагом рода человеческого, дабы лишить его твердости и неподкупности при осуществлении обязанностей инквизитора?

Но нет, все детали, все подробности шабаша совпадали с тем, что описано в великой книге братьев Шпренгера и Инститориса, в книге «Молот ведьм», совпадали с тем, в чем признавались на дыбе и колесе разоблаченные ведьмы и еретики...

Значит, отныне он сам – еретик и чернокнижник, недостойный не только монашеского сана и благородного звания инквизитора, но не смеющий даже находиться под священными сводами церкви, не смеющий принимать Святое Причастие...

Но тут же мысли инквизитора приобрели иное направление.

Чтобы искупить свой страшный грех, он должен с удвоенной, утроенной энергией бороться с ересью, преследовать еретиков, в каком бы обличье они ни скрывались, – и тогда Создатель простит его прегрешения и снова примет с распростертыми объятиями в лоно Церкви...

А до тех пор он должен таить свой грех, скрывать его от всех, даже от братьев по ордену, особенно же – от других инквизиторов, потому что они привлекут его к суду, тем самым лишив возможности бороться с ересью.

Придя к такой утешительной мысли, брат Бернар подверг себя суровому бичеванию, затем облачился в чистую сутану и проследовал в комнату для допросов.

Там в это время его помощник беседовал с фрау Визель, вдовой лесоторговца.

– Послушайте эту женщину, брат Бернар! – помощник инквизитора почтительно встал, приветствуя своего патрона. – Мне кажется, речь идет о серьезной ереси!

– Еще какой серьезной, достопочтенный брат инквизитор! – воскликнула вдова, прижав руки к взволнованно вздымающейся груди. – Говорю вам, она настоящая ведьма! Я своими глазами видела, как она в пятницу на рассвете ходила по лугу, собирая росу! Для чего ей могла понадобиться пятничная роса, как не для колдовства? Сами посудите – как бы она могла сохранить девичий цвет лица аж до тридцати лет, если бы сам Дьявол не помогал ей! – упомянув Дьявола, доносчица истово перекрестилась.

– О ком ты говоришь, дочь моя? – осведомился инквизитор, желая поскорее вникнуть в суть дела.

–

Конечно, о ней, о своей соседке Маргарите! – заторопилась вдова. – Говорю вам – она настоящая ведьма! Иначе как могла бы она соблазнить этого святого человека, своего мужа? Ведь в ней нет ничего хорошего! Тоща, как жердь, волосы бесцветные, глаза, как у коровы... не иначе, она вызнала у самого Дьявола секрет приворотного зелья, которым и опоила господина Генриха! Ведь он – мужчина хоть куда, он мог жениться на ком угодно, на первых красавицах города... сказать по чести, я и сама бы вышла за него, кабы родители не сосватали меня за старика-лесоторговца, а уж я не ей чета...

Вдова привстала, дабы инквизитор мог по достоинству оценить ее статную фигуру, крутые бедра и высокую грудь, поиграла темными глазами.

– Уймись, дочь моя! – строго произнес инквизитор. – Ты стоишь перед лицом служителей Церкви! Мы здесь находимся для того, чтобы искоренять ересь, а не выслушивать скабрезности!

– Так вот я и говорю о настоящей ереси! – спохватилась вдова. – Она – истинная еретичка! Она приворожила господина Генриха своими худосочными прелестями до такой степени, что он и не смотрит на других женщин...

– Это говорит лишь о его высокой морали, которую Церковь весьма одобряет! – прервал ее брат Бернар.

– О морали, как же! – скривилась вдова. – Мне их служанка, хромая Клара, сама говорила, что, взбивая подушки, как-то раз нашла в напернике пучок какой-то травы. Не иначе, Маргарита нашептала чего-то на эту траву, чтобы крепче приворожить к себе господина Генриха! Уж если это не колдовство, достопочтенный брат, то я и не знаю, что называется колдовством...

– Говоришь, дочь моя, служанка Клара говорила это тебе лично? – насторожился инквизитор.

– Клянусь ранами Христовыми! – выпалила вдова и быстро перекрестилась. – Она говорила мне это возле колодца, в присутствии других женщин!

– Записал ли ты эти слова, брат Мартин? – осведомился инквизитор у своего помощника.

– Дословно! – подтвердил тот.

– Что ж, это, несомненно, подпадает под определение ведовства... – Инквизитор перелистал «Молот ведьм», нашел соответствующее место и отчеркнул его пером. – Несомненно, подпадает. Скажи, брат Мартин, я пропустил начало допроса и не знаю, о ком из жительниц города идет речь...

– О жене богатого торговца фрау Маргарите Ситтов! – услужливо сообщил брат Мартин, сверившись со своими записями. – Благочестивая фрау Визель живет по соседству с подозреваемой, видит ее ежедневно, поэтому она имеет возможность наблюдать за ее нечестивым поведением...

– Фрау Ситтов? – переспросил инквизитор, и комната поплыла перед его глазами.

Он хотел что-то возразить, хотел гневно отмести любые обвинения в адрес женщины с медовыми глазами, хотел воскликнуть, что она чиста, как снег, и непорочна, как агнец божий, но вовремя удержался, сообразив, что такие необдуманные слова могут поставить его самого в крайне уязвимое положение.