Медалон
Шрифт:
Тарджа наслаждался мысленной картиной корчащегося в агонии Брэка, пока его мечты не были прерваны послышавшимся из комнатки охранников шумом. Тарджа не уделил происходящему за дверью особого внимания — его мир сейчас был определен и ограничен болью, а доносящиеся звуки не являлись частью этого мира. На какое-то время он забылся. Снова очнувшись, он решил, что сейчас уже ночь. Тарджа не знал, что именно его разбудило. Может, просто он проснулся от боли? Осторожно повернув голову, он обнаружил движущуюся к нему маленькую фигурку. Ребенок?
— Тарджа? — послышался очень юный и неуверенный девичий голосок.
— Кто ты? — Тарджа не сразу понял, что это хриплое карканье принадлежит ему.
— Какой ужас! Что они с тобой сделали? — скользнув к нему поближе, спросила девочка. —
— Можно сказать и так, — мысли с трудом ворочались в мозгу. Он никак не мог сообразить, кем может быть эта девочка и как она оказалась в камере. Странная гостья придвинулась еще немного. Тарджа попытался отодвинуться и предупредить ее, чтобы она не прикасалась к нему, но язык словно налился свинцом. Каждое движение порождало черные волны агонии, прокатывающиеся по всему телу.
— Может, мне следует облегчить твои муки? — спросила малышка.
— Это бы не помешало, — выдохнул он.
Девочка окинула Тарджу задумчивым взглядом внимательных глаз.
— Если я займусь этим сама, у меня будут неприятности. Лечить людей — дело Шелтарана. Он страшно злится, когда за это берется кто-нибудь другой. Наверное, тогда нужно попросить его. Ведь не могу же я позволить тебе умереть. Нет, не теперь.
Тарджа решил, что спит. Он не знал, кто эта девочка, но имя Шелтарана было ему знакомо — так звали языческого бога врачевания. Мэнда часто молилась ему. Так часто, что было очевидно: она доверяет его могуществу больше, чем обычным практическим методам лечения. Тардже всегда казалось, что было бы полезнее попытаться остановить кровотечение у теряющего жизненные силы раненого, чем молиться над ним в ожидании божественного вмешательства. Его сознание на мгновение замутилось, темнота забвения потянула к нему свои нежные руки, но усилием воли Тарджа попытался сохранить сознание, даже будучи уверен, что спит. Наверное, боль повредила его разум. С какой еще стати старался бы он не упасть в обморок посреди наполненного языческими богами сна?
Девочка склонилась над Тарджой и мягким движением убрала волосы с его лба. Он подумал, насколько должно быть ужасно он выглядит. Один глаз от удара распух и не открывался, а губы раздулись и были раза в два толще своих обычных размеров. Каждая мышца стонала, каждый сустав при движении кричал от боли. А самое ужасное — он знал, что ни одно из повреждений не было смертельным. Палачи хотели, чтобы он дожил до публичной казни. Они были слишком умны, чтобы нанести ему серьезную рану. Однако всегда можно причинить ужасную мучительную боль без всякой угрозы для жизни. Тарджа теперь в этом не сомневался.
— Ты кто? — простонал он, когда ее прохладные пальцы ласково коснулись пылающего лба.
— Я твой друг, — последовал ответ. — И ты должен меня любить.
— Конечно.
— Скажи как следует! Скажи: «Я люблю тебя, Кальяна» — и пусть это будет правдой, а то я не стану тебе помогать!
— Я люблю тебя, Кальяна, и пусть это будет правдой, а то я не стану тебе помогать! — послушно повторил Тарджа.
Девочка шлепнула его за паясничанье, и он вскрикнул от боли. Ему еще не приходилось видеть такие реальные сны.
— Ты самый невозможный из всех человеческих существ! Мне следовало бы оставить тебя страдать! Вот оставлю тебя умирать!
— Чем скорее, тем лучше. Мне никогда больше не взять в руки меча. Если я останусь в живых, то не смогу зарабатывать себе на хлеб.
— Не надо так расстраиваться.
— Я и не расстраиваюсь, я просто сплю и вижу сон.
— Шелтаран!
Тарджа не понял, что случилось потом. Ему показалось, что краем глаза он увидел еще одну внезапно возникшую ниоткуда фигуру. Прохладная рука легла ему на лоб, и все тело пронзила страшная, нестерпимая боль. Так больно ему не было еще никогда. Словно все дни пыток и истязаний сконцентрировались в единую слепящую муку. Тарджа закричал и потерял сознание, провалившись в темноту; она была еще глубже и чернее, чем когда-либо раньше. Беспомощно утопая во мраке, он подумал, что наконец умер.
Глава 26
Таверна «Голубой бык» располагалась у западного
Корт'есы недолюбливали послушниц — проститутки считали их раздражающимися дилетантками. Кроме того, эти выскочки крали у них столь нелегко достающийся хлеб, то и дело уводя из-под носа профессионалок защитников, которые, безусловно, тратили бы свои деньги на корт'ес, если бы им не предоставлялась возможность бесплатно получить удовольствие с этими спесивыми чистюлями в серых туниках.
Р'шейл толкнула дверь таверны, и в нос ей ударила горячая волна запаха пива и табака. Несмотря на то что в такой поздний час посетителями были только свободные от дежурства защитники и работающие корт'есы, веселье здесь шло полным ходом. Трудницы и послушницы давно спали в своих корпусах — по крайней мере так должно было быть. Р'шейл вошла и огляделась по сторонам. Несколько крашеных женщин настороженно на нее посмотрели. За столиком у дальней стенки девушка заметила Дэвидда Тайлорсона, потягивающего пиво в компании других офицеров. К Дэвидду наклонилась пышнотелая корт'еса с большими карими глазами, ее роскошный бюст едва не выскакивал из низкого выреза платья. Она что-то проворковала низким голосом, и сидящие за столом офицеры разразились громким смехом. Р'шейл глубоко вдохнула и направилась в сторону Дэвидда, стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды корт'ес и защитников. Она прошла уже полпути, когда Дэвидд наконец поднял глаза и увидел ее. Он нахмурился, что-то сказал своим приятелям и вышел из-за стола. На его лице застыло хмурое выражение, он подошел к Р'шейл и, взяв ее за руку, практически выволок из таверны на террасу.
—Что ты здесь делаешь? — прошипел он. Р'шейл была обескуражена сквозившим в его голосе раздражением. — Ты что, не знаешь, в какую беду можешь вляпаться?
— Конечно, знаю, — сказала она, освобождая руку. — Но мне нужна твоя помощь.
— Это не может подождать до утра? — нетерпеливо спросил Дэвидд, оглянувшись на вход в таверну. Корт'еса, соблазнявшая его своим бюстом, с интересом смотрела на них через открытую дверь. Она слегка пошевелила пальцами и послала Дэвидду приглашающий поцелуй.
— Ах, прости. Не буду задерживать, тебя ждет твоя шлюшка, — бросила Р'шейл, злясь на корт'ес и обиженная таким отношением молодого человека. — Вижу, у тебя большие планы на вечер. Давай, твоей маленькой подружке, похоже, уже не терпится.
Девушка отвернулась и сбежала по ступенькам.
— Р'шейл! Погоди! — он бросился следом и, догнав ее через несколько шагов, схватил за руку и развернул к себе лицом. Оглянувшись, Дэвидд увидел, что они остановились прямо посередине улицы, и потащил Р'шейл за навес закрытой на ночь хлебной лавки. Вокруг было темно и пустынно, единственными источниками света и шума в этот час являлись лишь таверна «Голубого быка» и другие, расположенные чуть дальше таверны.