Медленная скульптура
Шрифт:
Девушка повиновалась и сделала два шага, оставив два маленьких огненных следа. Ступив на фанеру, она покачнулась, волосы ее зашевелились.
– Что со мной происходит?
– крикнула она.
– Все в порядке, - успокоил он ее.
Подойдя к столу, мужчина включил акустический генератор, который низко завыл в интервале 100-300 Гц. Мужчина увеличил силу звука и повернул регулятор высоты тона. Когда вой стал более высоким, ее золотисто-рыжие волосы начали извиваться, каждый волосок стремился отделиться от остальных. Звук усилился до 10 КГц, потом перешел в неслышимые, вибрирующие
Установив звук на более-менее приемлемом уровне, мужчина взял электроскоп и, улыбаясь, подошел к девушке.
– Вы сейчас электроскоп, вы знаете об этом? А еще живой генератор Ван де Граафа. И, конечно, пугало.
– Можно мне сойти отсюда?
– выдавала она.
– Еще не сейчас. Не двигайтесь. Разница потенциалов между вами и другими предметами настолько велика, что, окажись вы вблизи чего-нибудь, произойдет разряд. Вам это не повредит, поскольку это не электрический ток, но может обжечь и доставить нервное потрясение.
– Он вытянул электроскоп. Даже с такого расстояния, и даже в своем ужасе, она заметила, что золотистые листочки разошлись. Мужчина обошел вокруг нее, внимательно следя за листочками, поднося прибор ближе и отодвигая дальше, манипулируя им с обеих сторон. Потом вернулся к генератору и несколько уменьшил звук.
– Вы излучаете такое сильное поле, что я не могу заметить отклонений, объяснил он и снова подошел к ней, на этот раз чуть ближе.
– Я не могу больше... Не могу...
– прошептала она.
Не слыша ее или не желая слышать, он поднес электроскоп к ее животу, потом выше.
– О, вот ты где, - сказал он весело, поднося электроскоп к ее правой груди.
– Что?
– простонала она.
– Ваш рак. Правая грудь, низко, ближе к подмышке.
– Он свистнул.
– Средних размеров и злокачественный, как сто чертей.
Девушка пошатнулась и опустилась на пол. Темнота обрушилась на нее, потом отступила в сиянии ослепительной голубоватой белизны и снова рухнула, как падающая гора.
Место, где стена соприкасается с потолком. Чужая стена, чужой потолок. Неважно. Все равно.
Спать.
Место, где стена соприкасалась с потолком. Какая-то помеха. Его лицо, близко, напряженное, усталое - глаза внимательные, упрямые, пронзительные. Неважно. Все равно.
Спать.
Место, где стена соприкасается с потолком. Чуть ниже луч заходящего солнца. Чуть выше - рыжевато-золотистые хризантемы в зеленой вазе. Снова какая-то помеха - его лицо.
– Вы меня слышите?
Да, но не отвечать. Не двигаться. Не говорить.
Спать.
Комната, стена, стол, ходящий взад-вперед мужчина, окно, за ним - ночь. Хризантемы, которые можно принять за живые, но понимаешь, что они срезаны и умирают.
Знают ли они об этом?
– Как вы себя чувствуете?
Настойчиво, настойчиво.
– Пить.
Холод и глоток чего-то, вызывающего болезненное сжатие челюстей. Сок грейпфрута. Она бессильно откидывается назад, опираясь на его руку, в другой его руке стакан.
О, нет, это не...
– Спасибо. Большое спасибо...
Попробую сесть.
– Прошу прощения, - сказал он, словно читая ее мысли. Некоторые вещи просто противоречили колготкам и мини-платью. Все выстирано и высушено, ждет вас в любую минуту. Вон там.
Коричневая шерсть, колготки и туфли на стуле.
Он предупредительно отошел, поставив стакан возле одинокого графина на ночном столике.
– Какие вещи?
– Рвота. Судно, - откровенно объяснил он.
Простыня может укрыть ее тело, но не смущение.
– Мне так неприятно. Я, должно быть...
Он качает головой, фигура его раскачивается перед глазами.
– Вы перенесли шок, который еще продолжается.
Мужчина заколебался, она впервые заметила у него колебание. Теперь уже она почти читала чужие мысли. Нужно ли ей об этом говорить? Конечно, нужно. И он сделал это.
– Вы не хотели выходить из шока.
– Я ничего не помню.
– Груша, электроскоп. Укол, электростатическая реакция.
– Нет, - сказала она, - ничего не помню.
– Потом, вспомнив: - Нет!
– Возьмите себя в руки, - резко сказал он, и девушка увидела его возле кровати, над собой, почувствовала его руки на щеках.
– Не вздумайте снова уйти, вы можете с этим справиться. Можете, потому что теперь все уже в порядке, ясно? Все хорошо.
– Вы сказали, что у меня рак.
В ее голосе звучало обвинение.
– Это говорили вы, а не я.
– Но я была уверена.
– Это объясняет все, - произнес он, словно освободившись от тяжкого груза.
– Моя процедура ни в коем случае не могла вызвать трехдневного шока. Это было что-то, жившее в вас.
– Три дня?
– Я становлюсь несколько напыщенным - это результат того, что я часто бываю прав. Я был излишне уверен в себе, верно? Когда предположил, что вы ходили к врачу или даже подверглись биопсии? А вы ей не подвергались, да?
– Я боялась, - призналась она, поднимая на него взгляд. Моя мать умерла от этой болезни, тетка тоже, сестре ампутировали грудь. Этого было слишком много, поэтому, когда вы...
– Когда я установил то, о чем вы знали, но чего ни за что не хотели услышать, вы не смогли этого вынести. Вы побледнели, как бумага, и потеряли сознание. И это не имело ничего общего с семьюдесятью с чем-то там тысячами вольт постоянного тока, которые через вас проходили. Я успел подхватить вас в последний момент.
– Он развел руки, показывая красные пятна ожогов, видимые из-под коротких рукавов рубашки.
– Меня тоже почти нокаутировало, - улыбнулся он.
– Но, по крайней мере, вы не разбили себе головы.
– Спасибо, - машинально сказала она и расплакалась.
– Что мне теперь делать?
– Что? Вернуться домой и собрать воедино свою жизнь.
– Но вы же сказали...
– Когда до вас наконец дойдет, что это был не просто диагноз?
– Вы... неужели... Вы хотите сказать, что вылечили меня?
– Я хочу сказать, что в эту минуту вы лечите себя сами. Я уже говорил это раньше, помните?
– Помню, но не все.
– Украдкой (однако он это заметил) она пощупала грудь.
– Она все еще там.