Медленное пламя
Шрифт:
Он, кажется, этого тоже не заметил.
— Боже, ты хоть знаешь, сколько я спал с тех пор, как услышал, что на Рождество ты оказалась на мели?
— Нет, — прошептала я.
— Ни минуты, детка. Ни на минуту не сомкнул гребаных глаз.
Что?
— На что ты купишь подарки Бруксу? — потребовал он.
— Я… я не знаю. Я разберусь с этим.
— Ну, конечно, — прорычал он.
— Тоби…
— Ты можешь продать сотню чертовых открыток у Мэйси, и это тебе не поможет, — рявкнул он.
Откуда он узнал,
Спросить я не успела.
Тоби продолжил нападать на меня.
— Джонни богат. Дэйв и Марго в порядке, они на пенсии, и им нечего делать, кроме как сохранять молодость своих сердец и разума. И новость, Адди: ребенок может помочь им в этом. И поскольку я являюсь равноправным владельцем «Автомастерских Гэмбла», я тоже чертовски богат. Тебя окружают люди, которые хотят тебе помочь и у которых есть для этого время и средства. А ты продаешь гребаные открытки для букетиков, чтобы сохранить лицо.
Это не были открытки для букетиков.
Ну, некоторые из них были, но я не думала, что это правильное название.
И я делала это не для того, чтобы сохранить лицо.
Или для этого?
— Эти открытки милые, — отрезала я.
Он дернул себя за волосы, шевелюра у него была густая и длинная, и если бы он не зачесывал ее назад каким-то средством, спереди она, вероятно, касалась бы подбородка.
Хотя сзади стрижка открывала шею, волосы были достаточно длинными, и по мере подъема появлялись кудри, что было трагически привлекательно, учитывая это потрясающее зрелище: их можно сжать в кулаке, и порой у меня руки чесались это сделать.
Особенно, когда я публично ссорилась с ним на городском тротуаре, одетая в крутую зеленую куртку-бомбер поверх дурацкой магазинной униформы.
Боже, как бы мне хотелось оказаться в своих черных джинсах и одном из вышитых пиджаков, которые я купила в винтажном магазине в Нэшвилле, — совсем другая песня. Если не считать моих ковбойских сапог, это были самые дорогие предметы одежды, которые я когда-либо приобретала.
Но они были сексуальными.
Ладно, возможно, я была тщеславна.
— Ты худеешь, — пылко заявил он.
— Что? — спросила я, застигнутая врасплох сменой темы.
— Когда ты в последний раз ела?
Вот, дерьмо.
Он знал, будто читал мои мысли.
— Когда, Адди? — нажал он.
— Вчера вечером. Но я не из тех девушек, кто любит завтракать, — парировала я.
Это была ложь.
Я была девушкой, питающейся во всех ошеломляющих вариантах.
И он не ошибся, я худела.
Мой ребенок был милый и пухлый.
Но когда-то и у меня были формы, а теперь я выглядела угловатой.
— А обед? — напирал он.
— Меня ждет салат. И если ты перестанешь меня задерживать, я смогу
— Салат, — сказал он, и это прозвучало как: «Дерьмо в колбасной оболочке».
— Это полезно! — крикнула я.
— Когда ты в последний раз нормально ела?
— Кого это волнует?
— Господи, Аделина! — взорвался он, затем наклонился и прокричал мне в лицо: — Меня!
— Я ем, Тоби! — крикнула я в ответ.
— Недостаточно! — проревел он.
— Я могу о себе позаботиться! — прокричала я.
— Не достаточно хорошо! — взревел он.
— Как ты смеешь! — взвизгнула я так громко, что удивительно, как витрины магазинов вокруг нас не взорвались.
— Тебе плевать, что я и все, кому ты не безразлична, наблюдают за тем, как ты чахнешь? — резко спросил он.
— Я не чахну, Тобиас, ради Бога, перестань драматизировать, — огрызнулась я.
Он отшатнулся.
Затем отступил назад.
После этого произнес:
— Ясно.
Теперь на его лице не отражалось ни одной эмоции, что обеспокоило меня гораздо больше, чем ярость, которая читалась там всего мгновение назад.
— Тоби… — примирительно начала я.
— Приду к тебе домой в воскресенье в полдень. Подключу гирлянды и завезу пиво и вино, но на ужин не останусь.
О, боже.
Это плохо.
Я шагнула к нему.
— Тоби…
Он отступил на шаг назад, и я замолчала.
— Пока, Адди.
И с этими словами побрел по тротуару обратно к гаражу с той длинноногой, свободной мужской грацией, на которую было так приятно смотреть.
— Что сейчас произошло? — прошептала я ему вслед, стоя, как вкопанная.
Если бы я тебя трахал, это было бы мое дело.
— О, боже, что только что произошло? — повторила я.
Тоби пересек улицу, дошел до следующего квартала и продолжил идти.
Я осознала, что стою на тротуаре и смотрю в сторону «Мэтлок Март».
Посетители были заняты переносом пакетов и толканием тележек к боковой парковке, но я знала, что за мгновение до того, как моя голова повернулась в их направлении, они стояли у дверей магазина, наблюдая за Тоби и мной.
— Дерьмо, — прошипела я, посмотрела по сторонам, а когда путь был свободен, перешла улицу в неположенном месте.
В итоге, салат мне пришлось съесть так быстро, что я целый час мучилась расстройством желудка.
И края большинства листьев были коричневыми, так что, вероятно, это тоже оказало свой эффект.
«Если бы я тебя трахал, это было бы мое дело», проносилось у меня в голове, ох… не знаю, около семисот раз за четыре часа до конца моей смены, так что удивительно, что в кассе не осталось всего два доллара.