Медленный яд
Шрифт:
Но двигаюсь прямо, никуда не сворачивая. Обычный маршрут сегодня занимает ровно в два раза больше времени, чем раньше. Поднимаюсь без лифта, не в силах его дождаться, прыгая через две ступени — на третью.
Вот только пускай попробует не открыть, не выслушать.
Жму на звонок, не убирая от него пальца, пока Влади не открывает дверь. По глазам вижу — плакала.
Блядь, чувствую себя последней сволочью, но не могу сдержаться, тянусь к ней рукой. Хватаю, прижимая к себе, заваливаясь по-медвежьи внутрь. Целовать себя не дает, уворачивается, пытаясь оттолкнуть ладонями,
Шепчу ей:
— Тихо, тихо. Я дурак, Сашка, дурак, только давай поговорим сначала?
Не отвечает, просто головой кивает где-то в районе моей груди, и я вроде выдыхаю: выслушает.
И камень такой с плеч падает, что я только сейчас понять могу, как боялся ее потерять в очередной раз.
Глава 39. Александра
Сашка
Запах Поддубного внезапно становится таким родным, таким нужным.
Я цепляюсь за полы пальто, утыкаюсь лбом в грудь, и дышу, дышу им. Господи, пусть все случившееся окажется одним сплошным недоразумением, пожалуйста!
Я так боюсь, что сейчас Илья заговорит и скажет что-то не то. Мы с ним будто идем вдоль края пропасти, один неверный шаг — и лететь обоим вниз, по отдельности, каждому в свою бездну. Хочется крикнуть — почему, почему ты меня бросил одну, оставил вариться в собственных переживаниях, додумывать то, что не рассказал сам?
Только я молчу, растягивая секунды, во время которых мне кажется, — я ему действительно нужна. Поддубному не все равно, что будет с нами.
Он берет меня на руки, обжигая ледяными ладонями, и несет в комнату. Я слышу, как быстро стучит его сердце. Прячу заплаканное лицо, все еще не понимая, чем закончится наша с ним встреча. Шерсть пальто, к которому я прижимаюсь щекой, колкая и чуть влажная от растаявшего снега. Я провожу по ней ладонью, стирая с ворсинок не успевшие еще растаять снежинки.
Илья бережно опускает меня на диван, сам садится рядом, скидывая верхнюю одежду прямо на пол.
— Саша, — я глаза на него поднимаю, ежась. Саша. Не Влади.
Смотрю на мужчину, боясь разрыдаться, прикусывая указательный палец. Бровь у Поддубного дергается, выдавая его волнение. Сколько бы я отдала, чтобы узнать о чем он думает сейчас.
— Кто такая Алина? — шепчу. Скажу громче — голос предательски сорвется, а я и так держусь из последних сил.
— Моя бывшая.
— И давно… она бывшая?
Он выдыхает шумно, опуская голову вниз.
«Значит, виноват», — проскальзывает в голове, но я обещала выслушать его, не вынося вердиктов раньше срока.
— Официально — вчера. По факту, как только я в первый раз остался ночевать у тебя.
Кажется, дышать становится чуть-чуть легче. Натягиваю свитер на колени, подтягивая ноги к себе ближе.
Слезы все равно текут, как не стараюсь их сдержать.
— Я собирался с ней поговорить, но тянул. Мне было настолько хорошо с тобой, что больше ничего не хотелось.
Я киваю в такт его словам, тыльной стороной ладони смахивая слезы. Илья сидит, наклонившись вперед, упирается подбородком в руку. Взгляд рассеянный, в никуда.
Достаточно протянуть ладонь, чтобы
Расстояние между нами все еще размером с черную дыру, и я никак не пойму, как его сократить.
— Когда ты собирался сказать о ней?
— Не знаю, — он пожимает плечами, — в любом случае, обманывать тебя я не стал бы, Саша.
— А про голосование?
Лицо его меняется. Поддубный смотрит исподлобья, медленно выпрямляясь:
— Так, у тебя Федоров был? Что он тебе наговорил? Блядь, он точно доиграется у меня.
Перемены в нем настолько разительны, что я пугаюсь. Теперь в стальном голосе слышны нотки раздражения: еще немного и бросится бить рожу Федорову.
— Что ты можешь прийти ко мне ради голосов.
— Блядь, — он поднимается, проходит к дальней стене, останавливаясь у пианино. Поднимает крышку, проводя по клавишам быстрым движением. Звук выходит минорным, грустным. — Этот старый козел пытается обскакать меня по всем фронтам. Олег в СИЗО, ты знаешь?
Я киваю, но Илья не видит, стоя ко мне спиной.
— И если я проголосую против слияния, велик шанс, что там и останется. Федоров вынуждает нас действовать по его указке, используя для каждого свой метод. Сержикову, скорее всего, пообещал денег. Меня шантажирует свободой Суворова. А тебя, похоже, пугает мной? — он оборачивается, — Саша, когда я шел к тебе в первый раз, то да, моей целью были голоса. Но я прекрасно справлюсь и без тебя.
— В каком… смысле?
Фраза звучит настолько двусмысленно-ужасно, что в животе все обмирает, покрываясь изнутри тонкой ледяной коркой. Вот оно, да?.. Сейчас он скажет, что я ему не нужна...
— Я разберусь с Федоровым сам. Одного меня достаточно, чтобы слияние не состоялось. Я не собираюсь перекладывать свои проблемы на женские плечи.
— Почему ты против него?
— Потому что я не хочу стать мальчиком на побегушках у чужих людей. Мы справляемся самостоятельно в рамках своей компании. Единственной проблемой стала ситуация с «Палладиумом», но люди выпутываются и из большего дерьма. Я не отдам никому то, что создал отец. Кирилл, кстати, тоже был против слияния.
Упоминания мужа совсем не кстати, я сразу чувствую себя виноватой еще и перед ним.
Поддубный за короткий срок превратился из заклятого врага в кого-то близкого, и чувства к нему далеки от тех, которые должна испытывать вдова.
Но кто я для Ильи?
Пока этот вопрос остается главным.
— Понятно, — я не знаю, что добавить к сказанному. Словно чувствуя это, Поддубный снова подходит ко мне, присаживаясь на корточки так, чтобы смотреть мне прямо в глаза:
— Саша, я хочу быть с тобой.
У меня непроизвольно дергается нижняя губа. Я киваю, протягиваю к нему ладонь, хватаю за ворот футболки и тяну к себе. Илья оказывается рядом в одно мгновение, и я уже стаскиваю с него одежду. Мне физически нужно ощутить, что он не просто рядом, что он — мой. Руки у него все еще холодные после улицы, и касания вызывают мурашки, но мне все равно. Мы целуемся остервенело, забывая о нежности, дорвавшись, наконец, друг до друга.