Медная пуговица

Овалов Лев Сергеевич

Я сунул конверт в карман, спустился во двор, вывел на улицу машину и помчался в гестапо.

В комендатуре гестапо я был известен – время от времени господин Эдингер приглашал меня для назидательных бесед, – и, хотя в гестапо меня называли господином Берзинем, все, по-моему, знали, что на самом деле я Дэвис Блейк.

– К господину обергруппенфюреру? – любезно обратился ко мне дежурный офицер.

– На этот раз нет, – сказал я. – Мне нужен господин Гашке.

– А что у вас за дела к Гашке? – спросил

офицер уже гораздо строже.

– Мне нужно совершить с ним некоторые обменные операции, – сказал я и рассыпал на барьере, за которым сидели сотрудники комендатуры, принесенные карточки.

Они вызвали целое ликование! От официального тона не осталось и следа.

– Обер Гашке любит такие штучки! – воскликнул офицер. – Сейчас его вызовут, господин Берзинь!

Он позвонил по телефону и попросил как можно скорее прислать Гашке.

Пронин не замедлил появиться. Он шел с недовольным лицом, сдержанный, строгий. Он точно не заметил меня.

– В чем дело? – спросил он дежурного офицера.

– Этот господин спрашивает вас, Гашке, – сказал офицер, ухмыляясь и указывая на меня. – У него к вам коммерческое дельце.

Пронин с невозмутимым видом приблизился ко мне.

– Что за дело?

– Видите ли… – пролепетал я, – я слышал, что у вас есть несколько книжек, приобретенных у здешних букинистов, определенного содержания. Если бы вы могли со мной поменяться…

И я с трогательной непосредственностью рассыпал перед ним свои картинки.

– О! – сказал Пронин с оживлением. – Где вы это достали?

С видом знатока он стал их рассматривать.

– Что же вы хотите за свою коллекцию? – деловито спросил он.

– Я слыхал, что у вас есть несколько французских книжек, – сказал я. – Если бы мы могли обменяться…

– Пожалуй, я бы на это пошел, – задумчиво сказал Пронин. – Сегодня вечером, после службы…

– Нет, мне нужны эти книжки именно сейчас, – настаивал я. – Я обещал достать их к одиннадцати.

– Какой это барышне вы хотите дать урок, господин Берзинь? – заметил кто-то из присутствующих. – Хотел бы я на нее взглянуть!

– А вы отлучитесь, Гашке, – посоветовал дежурный офицер. – Господин Берзинь на машине, вы слетаете с ним за полчаса, жалко упустить такой случай…

Пронин колебался.

– Если книжки мне подойдут, – добавил я, соблазняя Гашке, – я добавлю к карточкам несколько бутылок французского коньяка.

– Валяйте, Гашке! – сказал офицер. – Вечером вы нас угостите, я давно не пил французского коньяка.

Тогда Пронин как будто решился.

– Ладно, – сказал он. – Поедем. Я живу в общежитии гестапо.

Под общее одобрение мы покинули комендатуру и вышли на улицу.

Но Пронин заговорил со мной только тогда, когда мы очутились в машине и тронулись с места.

– Я бы сказал, вы довольно смело действуете,

майор Макаров, – не слишком одобрительно заметил он. – Что там у вас стряслось?

– В Риге находится кто-то из генералов заокеанской разведки, – объяснил я, полагая, что удивлю Пронина. – Я только что от него.

Но Пронина, кажется, нельзя было удивить ничем.

– Догадываюсь, – коротко отозвался он. – Сегодня у нас в гестапо черный день. Все в Риге говорят о приезде видного промышленника из Южной Америки. Эдингер, конечно, осведомлен, кто это такой, и пребывает в большом миноре. Во-первых, в этом деле обошлись без него, а во-вторых, дали, вероятно, понять, чтобы он вообще не совал своего носа. Тут действуют фюреры покрупнее и посильнее Эдингера. Поэтому громы и молнии в данном случае он может метать только против своих подчиненных. Сам я, разумеется, не знал точно, кто прибыл, но можно было предположить…

– Нет, он говорил вполне откровенно, – объяснил я. – Генерал Тейлор.

Мы неторопливо двигались по городу.

– Ну а чего он хочет от вас? – насмешливо спросил Пронин. – Вербует в американскую разведку?

– Конечно, – отозвался я. – Хочет послать обратно в Россию и обещает мне там высокий пост.

– Нет-нет! – решительно сказал Пронин. – Вы еще нужны здесь. Соглашайтесь на все, но скажите, что на какое-то время задержитесь. Намекните на привязанность к Янковской…

Он попросил меня подробно изложить разговор с Тейлором, и тут выяснилось, что рассказывать мне почти нечего.

– Он больше занимался философией, – объяснил я. – Наподобие бальзаковского Гобсека поэтизировал власть денег, а практически… – Я пожал плечами. – Практически ничего.

Пронин усмехнулся.

– Что ж, он может позволить себе такую роскошь, у него найдется кому заняться техникой. Понимает, что новичков нужно идейно подковать. Но учтите, философия философией, а палец в рот ему не клади…

Мы доехали до общежития, Пронин скрылся на несколько минут в здании, вышел с книжками, бросил их на сиденье – ни он, ни я на них даже не взглянули, – и я повернул обратно.

– Кажется, все ясно, – произнес Пронин. – Соглашайтесь. Но Ригу пока что вы покинуть не можете. Скажите, что вам нужно собрать здесь ценную информацию, сочините что-нибудь…

Все это было ясно и мне самому, и я огорчился, что напрасно потревожил Пронина.

– Выходит, беспокоил вас зря, – заметил я. – До всего того, что вы сказали, мне следовало додуматься самостоятельно.

– Вы ошибаетесь, – ответил Пронин. – О таких вещах обязательно надо докладывать, я мог бы и не знать о приезде этого господина, а это очень важно. В нашей работе нельзя пренебрегать ничем. Этот случай надо использовать возможно лучше. Не исключено, что при втором посещении вы услышите что-нибудь конкретное…