Медноголовый
Шрифт:
Преподобный с женой прошлись вдоль рядов коек, пожимая руки и подбадривая увечных. Салли делала то же самое. Старбак заметил, как светлеют при виде девушки лица раненых, и подумал, что Салли он тоже никогда не видел такой счастливой. Рядом с койками находились наполненные водой вёдра, чтобы держать повязки влажными для лучшего заживления ран. Салли отыскала губку и осторожно смачивала пропитанные кровью бинты. Барак пропах гноем и человеческими испражнениями. Печка не спасала от холода и сырости, а полудюжина фонарей, свешивающихся со стропил, не могла разогнать полумрак. Несколько человек были без сознания, других мучила горячка. Раненых в
— Бои начнутся, сразу раненых прибавится, — просветил Старбака однорукий сержант.
Он явился на богослужение с товарищами по несчастью из соседних бараков. С собой пришедшие принесли стулья и дополнительные фонари. Сержант, как выяснилось, конечности лишился не из-за геройства на поле брани, а в результате несчастного случая.
— Надрался, как сапожник, и под поезд угодил. Сам виноват, — посмотрев на салли, сержант прищёлкнул языком, — Редкой красоты цыпа, капитан. Цыпа, ради которой мужчине хочется жить.
На звуки фисгармонии и пение в барак стекалось всё больше народу. Подходили пациенты, подходили навещавшие приятелей офицеры. Подходили и добавляли свои голоса в общий хор, звучавший пусть и не очень стройно, но трогательно. Среди раненых было несколько янки, однако в бараке установилась атмосфера товарищества, заставившая Старбак с тоской вспомнить компанию своих солдат. Не подпевал лишь один сердяга: бородатый, бледный, исхудавший, он был в забытьи, но вдруг очнулся и застонал. Пение сбилось, но Салли села к бедолаге на кровать, положила его голову себе на колени и стала гладить впалую щёку ладонью. Руки раненого медленно опали на ветхое серое одеяло, которым он был укрыт.
Раненый оставался тих до конца псалма. Старбак перевёл взгляд на сидящую за фисгармонией Джулию. То ли из-за жёлтого света ламп, то ли из-за благоговения на физиономиях собравшихся, то ли из-за отстранённой красоты Джулии, но Натаниэль почувствовал, как в его душе оживает угасшая, как он думал, вера. И с ней на него нахлынули с удесятерённой силой загнанные в самые дальние уголки сознания чувства вины и обречённости. Мучимый раскаянием, Натаниэль слушал проповедь преподобного Джона Гордона, манера которого, мягкая и проникновенная, разительно отличалась от агрессивного красноречия преподобного Элиаля. Из Библии Калебу Сэмуорту дали читать 12 главу Книги Екклесиаста. Старбак нашёл нужное место в Библии брата Джеймса, присланной Адамом с приглашением на чай, и первая же попавшаяся на глаза фраза уязвила его до глубины души: «И помни Создателя твоего в дни юности твоей…» Рядом на полях убористым почерком Джеймса было написано; «Легче быть христианином в пожилом возрасте? Годы несут мудрость? Молись о милости сейчас» Натаниэль думал о том, что ему милости не видать, как собственных ушей, ибо он был грешником, и ждал его ад, ревущий, клокочущий, как домны Ричмонда.
— «…Ибо отходит человек в вечный дом свой, и готовы окружить его по улице плакальщицы, — читал Сэмуорт высоким надтреснутым голосом, — Доколе не порвалась серебряная цепочка, и не разорвалась золотая повязка, и не разбился кувшин у источника, и не обрушилось колесо над колодцем…»
И от древних фраз у Старбака заныло сердце, предвещая безвременную кончину: от пули янки или разрывающей на куски неумолимой картечи, что пошлют его грешную душу в преисподнюю.
Погружённый в тёмные бездны отчаяния, Старбак не слушал выступлений раненых, благодарящих Господа за милосердие Его. После богослужения, решил Натаниэль, он попросит
В девятом часу служба закончилась, и преподобный Джон Гордон двинулся от койки к койке со словами утешения и молитвами. Раненые казались совсем юными, почти детьми даже на взгляд Старбака.
Один из старших хирургов госпиталя, облачённый в пропитанный кровью передник, пришёл поблагодарить преподобного Джона Гордона за богослужение. Лекаря сопровождал преподобный Петеркин, почётный духовник больницы и популярный в городе проповедник. Петеркин завёл разговор с Адамом, с которым был знаком, а Джулия, покончив на сегодня с музыкой, пробралась к Старбаку:
— Как вам наше мероприятие, мистер Старбак?
— Я глубоко тронут, мисс Гордон.
— Отец великолепен, правда ведь? Умеет он за живое задеть, — Джулия, очевидно, приписала взволнованность Натаниэля впечатлению от представших его глазам здесь, в бараке, ужасам, потому что спросила, — Разве не отвратит вас виденное здесь от войны?
— Не знаю. Я как-то не думал об этом. — рассеянно обронил Старбак, наблюдая, как Салли успокаивает измождённого горемыку, вцепившегося в неё, будто только она могла его спасти, — Солдаты редко думают о том, что могут закончить дни в местечке вроде этого.
— Или хуже. — подхватила Джулия, — Здесь есть бараки для безнадёжных, для тех, кому помочь уже нельзя. Хотя я бы хотела.
В голосе её Старбак уловил горечь, и галантно сказал:
— Вы же помогаете.
— Я не о богослужениях, мистер Старбак. Я бы хотела ухаживать за ними, но мама и слышать об этом не желает. Боится, что заражусь какой-нибудь болячкой. И Адам не разрешает. Оберегает меня от войны, по его словам. Вы же знаете, что он войну не одобряет?
— Знаю. — кивнул Старбак и посмотрел Джулии в глаза, — А вы?
— Одобрять в ней нечего. — вздохнула Джулия, — Но я, наверное, грешу гордыней… Мне противно думать, что Север одержит над нами верх. Наверное, я из нередкого в наши дни племени поджигателей войны. Поэтому мужчины сражаются? Из гордыни?
— Пожалуй, да. — задумчиво произнёс Старбак, — На поле битвы ты должен доказать, что лучше своего противника.
Он вспомнил, какой восторг владел им, когда они ударили янки в незащищённый фланг под Боллз-Блеф. Вспомнил панику в синих рядах, вопли врагов, прыгающих за гребень вниз, к кипящей от пуль реке. Вспомнил и испытал укол вины за то ликование. Врата ада, вероятно, распахнут для него особенно широко.
— Мистер Старбак? — обеспокоилась Джулия, заметив, как вытянулось у него лицо.
Однако прежде, чем Натаниэль успел что-либо ответить, около него появилась Салли, взяла под локоть и очень напряжённо попросила:
— Забери меня отсюда, пожалуйста.
— Са… — начал Старбак, забыв, что Джулии Салли известна, как «Виктория», — Что стряслось-то?
— Он узнал меня, Нат. — потерянно призналась Салли, не уточняя, кто этот «он», — Забери меня отсюда.
— Может, обойдётся? — мягко сказал Старбак, но Салли перебила его: