Медный король
Шрифт:
Вышел Арви – хмурый, помятый, в бывшей белой, а теперь грязно-серой рубахе.
– Вот гады, – сказал Лу, сворачивая письмо.
– А я говорил, – Арви судорожно зевнул. – Всех денег не заграбастать, да. Но чтобы получить свое, надо хотеть получить все. Пожелаешь немножко – останешься общипанной сытухой… Вот как мы.
Лу оглядел палубу. Приметил в темноте Развияра.
– Не спишь? – спросил со странным выражением.
Развияру вдруг стало страшно.
– Есть купец на тебя, – Арви сплюнул за борт. – Только дешево дает, сволочь… Ну да не при наших делах привередничать.
На
В лодке Развияру связали руки. Он так удивился, что даже не пытался вырваться. Борт «Чешуи» проплыл мимо, как когда-то проплыл борт «Крыламы»; лодка была широкая, почти квадратная, барабан вертели не ездовые крысы, а грузные пятнистые существа со складчатой шкурой – шлепуны.
– И-и-и! – кричал им лодочник.
У него был тонкий, как скрежет по стеклу, голос, бритая розовая голова и белый шрам на лбу. Развияру этот человек внушал непонятный ужас. Еще на борту галеры, когда бритый взялся щупать новому рабу мускулы, когда сунул ему в рот заскорузлый палец, пробуя зубы, – Развияра скрутило от отвращения и безысходного страха.
«Страх Шуу». Вот как это чувство называется. Теперь Развияр сидел в лодке, связанный, и ни разу не оглянулся в сторону «Чешуи».
Лодка вышла на открытую воду.
– И-и-и! – взвизгнул бритый, и рептилии в колесе забегали быстрее. Развияр поднял голову.
Ему приходилось бывать в порту Фер: отсюда они отправлялись с хозяином Аглем в Мирте. Хозяин Агль, предусмотрительный, как запечная мышь, рассчитал и предвидел все: и сколько денег уйдет на поездку, и как скоро окупятся затраты, и какие подарки привезти родным из Летающего Города – чтобы и всем хватило, и не разориться. Одного не предусмотрел хитрый переписчик: что Мирте не позволяет ступить на свою землю человеку с кровью гекса в жилах…
Не доезжая до порта, лодка свернула в скалы и оказалась во фьорде с отвесными стенами. Смотреть на лодочника со шрамом было неприятно, на скалы – страшно, поэтому Развияр опустил глаза и уставился на собственные колени.
Грязные, затасканные штаны светились прорехами. Сквозь истертую ткань проглядывала загорелая исцарапанная кожа. Почему Развияр «гекса»? В его детских воспоминаниях не было этого слова. Люди, которых он помнит, звали себя иначе: «Пригорки». Так называлось селение, и люди говорили о себе – мы пригорки…
Он поймал себя на том, что впервые слышит голоса в своих воспоминаниях. Раньше чередовались картинки, но голосов не было. А теперь под хлюпанье воды и осторожный шум ветра в ушах ясно прозвучало: мы пригорки. «Ну, пригорки, кто косить?»
Мать его была из чужих земель. Совсем маленькой ее привезли в Пригорки – верхом на двуногой ящерице. Она не умела ходить…
Развияр вспомнил лицо матери, как если бы она, а не человек со шрамом, сидела напротив на лодочной скамейке. Глаза странной формы, каплеобразные. Выдающиеся надбровные дуги. Значит, его мать была гекса… А теперь она стала белкой и до сих пор бегает где-то в лесах.
– Цо-ок!
Рептилии остановились в крохотной бухте. Там ждали
Через час он был уже на рабском рынке в пригороде Фер. Еще через час, снова поменяв хозяина, шел в общей веренице рабов, уводимых от побережья все дальше в горы.
Арви и Лу продешевили. Надо было продавать меня, как грамотного, думал Развияр на ходу, глядя в спину идущего впереди парня. За грамотного дали бы больше – конечно, если найти разборчивого и богатого покупателя.
Дураки, думал Развияр. Бывший хозяин Агль до сих пор, наверное, грызет локти и проклинает свое разорение. Проклятые контрабандисты могли бы подзаработать на труде искусного переписчика…
И тут же с ожесточением подумал: шиш вам. Не стал бы я работать на них. Я свободный человек, у меня есть память, и я еще увижу когда-нибудь леса своей родины.
Цепочка рабов медленно тянулась в гору. Надсмотрщики пощелкивали бичами – без излишней жестокости. Так, для порядка.
Глава вторая
Замок целиком был высечен в скале. Непонятно, кто и когда проделал этот титанический труд; кое-где на стенах сохранились отпечатки огромных зубов. Надзиратель Роджи говорил, что это скальные черви; только великий маг может подчинить себе скального червяка и заставить его грызть камень по приказу.
Здесь все было каменное: мебель. Посуда. Сердца людей, служащих здешнему властелину, были, похоже, тоже из камня. Днем солнце нагревало замок так, что на перилах внешних галерей вольнонаемные жарили себе яичницу. В глубине замка, в дальних комнатах, освещенных факелами, было стыло и холодно, и с потолка капала вода.
Развияру повезло: его запирали на ночь в Восточной темнице. Это было большое помещение с единственной узкой и низкой дверью, с огромным проломом в стене напротив – вроде окна, выходящего на восток. Под проломом открывалась бездна, далеко внизу журчал ручеек. Скала поросла мхом, стены и пол Восточной темницы больше чем наполовину были затянуты глубоким и мягким зеленым ковром. Ручеек, бравший начало где-то наверху, снабжал рабов свежей водой и позволял умываться.
Здесь не бывало душных ночей. Развияр лежал на мшистом покрове и сколько угодно мог думать о своем; за день до его появления в замке – вместе с пятью другими рабами – в Восточной темнице случилась драка. Кого-то сбросили вниз.
В первую свою ночь в замке Развияр оказался среди молчаливых, подавленных, очень скрытных людей. Позже он узнал, что, недосчитавшись накануне раба, старший надсмотрщик пришел в ярость, велел сурово наказать правых и виноватых, а двое зачинщиков драки были наказаны до полусмерти. С тех пор обитателям темницы запрещено было разговаривать друг с другом от заката и до рассвета. Впрочем, Развияра вполне устраивал такой порядок.
Он лежал в тишине, слушая шорох ручейка. Если зажмуриться – можно вообразить, что валяешься на поляне среди леса. Бежать из Восточной темницы невозможно, но Развияр убегал каждый вечер, просто закрыв глаза.