Медный король
Шрифт:
– В чем ты ей врал, ну мне-то можешь сказать?
Развияр склонился к самому его уху:
– Скорее всего, ее поселка больше не существует, и соседи мертвы.
Лукс задержал дыхание.
– Из-за нас? – спросил еле слышно.
– Какая разница?
– Ну… Если бы мы ее не украли…
– Она достойна жить и быть свободной.
– А те люди… Их же больше…
– Лукс, – Развияр приподнялся на локте. – Не бывает мерки, чтобы мерить жизни. Не может сто жизней быть важнее, чем одна.
– Почему?
– Не лучше. У тебя что – сто рук?
Они помолчали.
– Развияр, – спросил Лукс все так же тихо. – Куда мы идем? Зачем?
– В Черную Бучу.
– А что там?
– Родичи. Отец.
– Ты же слышал, что говорят. Пропала Черная Буча. Может, там и люди больше не живут. Одни только чудовища. А отец… Если бы твой отец был жив, разве тебя продали бы в рабство?
– Он мертв. Но он все равно там.
– Но ведь мы живые. Зачем туда идти?
Развияр закрыл глаза.
Увидел жесткую щеку отца и железную серьгу в маленьком темном ухе. Щека заслоняла собой весь мир, потом отодвинулась, и Развияру открылся длинный стол на краю колоскового поля. За столом сидели односельчане, в цветных рубахах и платьях. Старшие – в темно-синем. Молодежь в светлых, сине-голубых одеждах; дети в алых, как капельки крови.
Жених в белом сидел во главе стола, а рядом с ним помещалась глиняная кукла в полном облачении невесты, в белом платке, вышитом золотыми нитками, с ожерельем из змеиных шкурок. Все делают вид, что кукла – это и есть невеста; отец шепчет Развияру на ухо: это уловка для Болотной Свекрови, чтобы ее обмануть…
Он задремал всего на минуту. Костер еще не успел догореть; он огляделся, не понимая, где находится. Давно уже сны-воспоминания о доме не были такими яркими и выпуклыми, такими ощутимыми. Он коснулся лица: кожа помнила прикосновение колючей щеки…
Его собственная щека поросла короткой жесткой бородой и уже почти не кололась.
– Глупо, – прошептал он.
– Глупо? – живо отозвался неспящий Лукс. – Так ведь и я говорю, что идти в эту Бучу…
– Глупо все свадебное застолье провести рядом с глиняной куклой, – Развияр улыбнулся. – Лукс… как у вас, у нагоров, женятся? Какой обряд?
– Идут к озеру Плодородия, – помолчав, сказал Лукс. – Входят в воду по шею. И… и все.
– Все вчетвером?
– Не обязательно. Сперва всадник, его брат и первая жена, потом всадник, его брат и вторая… Или сразу четверо, если невесты сговорены вместе…
– «Говоря о плодородии, нагоры имеют в виду деторождение. Они не возделывают поля и плантации, а промышляют охотой; плодородие для них – способность самки приносить детенышей…»
– Развияр… – Лукс сглотнул. – Она тебе нравится?
– Да.
– Ты мне отдашь ее… на вторую ночь?
Развияр молчал.
– Развияр?
– Потом
На другой день, ближе к вечеру, они вышли к границе – новой, едва обозначенной. Это был столб с радужной грамотой, извещавшей, что земли и люди к югу принадлежат Императору, а к северу будут принадлежать, и что на этом месте будет построена временная имперская застава.
– Когда-нибудь Империя захватит весь мир? – спросила Яска.
– «Мир так велик, как ты не можешь представить, дорогой читатель. Самая грозная империя на его карте – не более чем отпечаток детской ладошки на небе», – сказал Развияр.
– «Дорогой читатель»? – Яска опасливо на него покосилась. – С кем это ты разговариваешь?
– Я вслух читаю книгу.
– Какую?
– «Дороги и путешествия», – Развияр вздохнул. – Идем.
Они молча перешли границу и остановились у стены леса. Он был выше и гуще, чем все пройденные до сих пор леса, и ощутимо темнее.
– Это и есть Черная Буча? – мрачно спросил Лукс.
– Еще нет, – Развияр огляделся. – Но уже скоро. Идем.
Он дождался, пока Яска рано утром отправится к речке умываться. Пошел следом; речка была медленная и неглубокая, девушка подобралась к воде, по щиколотку увязая в иле. Вошла по колено, присела, принялась мыться, шипя сквозь зубы – вода была холодная.
Вымывшись, дрожа от холода, Яска повернула, чтобы идти обратно. Развияр стоял перед ней на берегу. Просто стоял и молчал.
Она попятилась.
– Х-холодно, – сказала, стуча зубами.
Насилу вытягивая ноги из ила, он пошел к ней. Вода поднялась до колен. Он остановился; ему казалось, что, соприкасаясь с его горячей кожей, река закипит, но она все так же текла, расчесывая длинные водоросли, унося вниз щепки и редкие сухие листья.
– Послушай, Разви…яр, – испуганно пробормотала Яска. – Может быть…
Он поднял ее на руки. Капли срывались с ее босых ступней, расходились по воде круги, перекрещивались, сливались.
Он вынес девушку на берег. Уложил на траву. Яска дрожала крупной дрожью. Он лег, навалившись на нее, зажав между землей и своим телом, согревая. Связывая.
– Не молчи, – прошептала она. – Скажи что-нибудь!
– Моя, – сказал Развияр.
И стало по слову всадника.
В его жизни было много женщин. Он мельком вспомнил, как впервые встретил девушку Джаль. Как целовал безымянную, покорную Крыламу. Сухие травинки врезались в колени и локти, будто острые перья из матраса трактирщицы; ни для кого он не был первым и ни для кого он не был повелителем, а девушка-маг никогда прежде не знала мужчины.