Медовый месяц на ледяной планете. Рахош и Лиз

Диксон Руби

— Голая, — говорит он между поцелуями, от которых перехватывает дыхание. — Ты нужна голая.

Боже, я определенно хочу быть голой. Я даю ему самому разбираться со шнурками моей туники, в то время как, прикасаясь ко всему его телу, дразняще провожу руками вверх и вниз по его твердому животу и плоским грудным мышцам. Я пощипываю пальцами покрытые пластинами участки, изучая их, тогда как он стаскивает с меня одежду, и когда он бормочет, я послушно поднимаю руки, чтобы он мог стянуть мою кожаную одежду мне через голову.

Тогда на мне больше ничего нет, кроме повязки на груди,

леггинсов и сапожок, я опускаюсь на пол, чтобы позаботиться об обуви. Он рычит, все еще нависая надо мной, а его хвост скользит по моему позвоночнику, как будто ему необходимо сейчас прикоснуться ко мне, и мне эта легкая ласка нравится. Наконец я скидываю сапоги, а потом протягиваю руки к нему, чтобы распустить шнурки, которые перекрещиваются вверх и вниз по его мускулистым ногам. Даже здесь он дьявольски хорош. Кто бы мог подумать, что мужские ноги могут быть столь сексуальными? И мне так и хочется их облизать, когда стягиваю с него леггинсы.

— Боже, я так возбуждена.

— Давай поторопись, чтобы я мог заставить тебя кончить, — рычит он.

Похоже, что я нуждаюсь в каком-либо побуждении? Я скольжу рукой к его бедру, направляясь к его набедренной повязке, но он отодвигает мою руку самым дьявольски сексуальным движением, а затем опускается вниз и, толкнув меня в плечо, опрокидывает меня на спину в шкуры. Он практически срывает с меня штаны и раздвигает мои бедра — можно подумать, они нуждаются в побуждении — после чего опускается между моих ног.

Я испускаю захлебывающийся стон удовольствия, как только его обжигающий, шершавый язык находит мой клитор, и он начинает кружить вокруг него, подыскивая ритм, от которого меня бросит в дрожь и заставит меня кончить. Он дразнит мои складочки, двигаясь вверх и вниз, и повсюду меня облизывая, прежде чем вернуться обратно к моему клитору и начинает его тереть. Его руки крепко сжимают мои бедра, и я чувствую, как его хвост, скользнув вокруг одной из моих лодыжек, затягивается, и даже это меня заводит.

— Р'aхош, — стону я, зарываясь пальцами в его густые волосы. — Дай я…

— Нет, — рычит он мне в кожу и почти яростно проводит языком по моему клитору. — Я весь день этого ждал. Сейчас моя очередь.

Я вся дрожу. Как можно с этим спорить? Я начинаю извиваться, когда его язык становится еще более решительным, более агрессивным, и жар в моем теле нарастает. Мне хочется, чтобы он остановился. Мне хочется, чтобы он продолжал до бесконечности. Мне хочется, чтобы он облизывал меня быстро, потом медленно. Мне хочется его целиком. А когда он вонзает палец глубоко в мою сущность, я изгибаюсь дугой и прижимаюсь к его рту, и мне кажется, будто я умираю.

Порой мне кажется, что меня, наверно, легко ублажить. Это потому, что у меня в оральном сексе никогда не было этого огромного множества замечательных переживаний, где мне дано изведать пред-Р'aхоша, и в этом и есть причина того, что, когда он принимается за дело, я взрываюсь, как салют на День Независимости. Или, возможно, все дело в этом бугристом языке. Возможно, это его рвение и то очевидное удовольствие, которое он получает от того, что облизывает все мои самые сокровенные части тела. Что бы это ни было,

это никогда не способствует мне спонтанно взорваться оргазмом, настолько сильным, что все мое тело содрогается от его воздействия, и я чувствую, как моя киска сжимается вокруг его пальца, как будто отчаянно пытаясь насильственно заточить его в себе, словно в ловушке. Все это время моя потрясающая пара лижет, сосет и дразнит, как будто самая главная цель его жизни — заставить меня кончать. Его палец снова начинает толкаться в меня, а затем дразнит у входа в мою сердцевину, забавляясь с моими соками.

— О, Р'aхош, — говорю я громко, задыхаясь, и переполненная желанием. Я обожаю, как он умеет пользоваться своим ртом. Еще один стон начинается у меня в горле. Обожаю…

Мой стон оборачивается в визг от явного шока, когда он свой палец — этот славный, чудесный палец — толкает мне в задницу.

Вечеринке конец, а оргазм, который я ловила, умирает быстрой смертью. Оглушительно визжа, я резко сжимаю ноги, случайно ударив ими его по ушам. Он стонет и быстро отодвигается, тогда как я, пребывая в полном потрясении, быстро откатываюсь по одеялам назад.

— Какова черта это было? — кричу я в шоке. Вообще-то, я не полностью возражаю против анальных игр, но сначала нужно предупредить девушку. Ну, это одна из тех вещей, сделать которые меня нужно уговорить, и я точно не фанатка неожиданного проникновения несмазанного пальца в моих «нет-нет» местечках. — Ты никогда не проникаешь в мою заднюю лазейку, да еще и не спросив у меня согласие!

Нахмурившись, он проводит рукой по уху. Его глаза так блестят, что кажется, они излучают ярость, и он, прерывисто дыша, долго на меня смотрит. Он все еще покрасневший от того, что доставлял мне удовольствие, его рога у основания темно-синие, а когда он усаживается, то вижу, что его член каменно-твердый и блестит от влаги на кончике. Но когда он смотрит на меня, его плечи напряжены от гнева, а губы стиснуты.

Я свирепо смотрю в ответ, поскольку черт его знает, что тут происходит.

Я жду, что он что-то скажет, но он молчит. Наше пристальное переглядывание продолжается еще мгновение, после чего Р'aхош встает на ноги и ураганом уносится вглубь пещеры, где хранятся все припасы.

Он в бешенстве. Это очевидно. Я распознаю это по раздраженному подергиванию его хвоста и тому, что он держит плечи, словно аршин проглотил. Ладно, но я тоже злюсь. Знаю, мы все еще новички в спаривании, но, черт возьми, предупреди девушку, прежде чем лезть ей в попку. Я потираю задницу, все еще потрясенная тем, что только что произошло. Пробовать что-то подобное ведь совсем не похоже на Р'aхоша.

Черт, с недавних пор он так странно себя ведет.

Вообще-то, я слегка волнуюсь. Он ведет себя странно, и у меня такое ощущение, что его что-то беспокоит, и это что-то как-то связано со мной. Когда он не сразу возвращается, я встаю на ноги и иду за ним. Когда я захожу в следующую комнату, без горящего костра там темно, но вижу, что Р'aхош на коленях на полу разматывает несколько шкур.

— Что ты тут делаешь?

Он не оглядывается на меня.

— Раскатываю шкуры, чтобы я мог спать здесь.