Медовый месяц: Рассказы
Шрифт:
— Да, — сказала она, и он немедленно принялся ее благодарить, расписывать свое путешествие в Турцию, розовое масло, отчего ее колебания лишь усилились. Наверное, она поступает дурно. К тому же она его совсем не знает, но он такой старый и был добр к ней… Не говоря уж о клубнике… Как она объяснит причину отказа? И это ее последний день, самый последний день, когда она может делать все, что ей угодно. Я поступаю дурно! Я поступаю дурно! — стучало у нее в голове.
Капля солнечного света упала ей в ладошки и притаилась там, теплая и непоседливая.
— Позвольте мне проводить вас до отеля, попросил старичок. — А потом я
Он, к тому же, знатный господин. Все должно быть хорошо. Подумав так, юная гувернантка перестала мучиться и предалась удовольствию пребывания за границей, все разглядывая, читая объявления, слушая рассказы о великом Мюнхене — очаровательный дедушка беспокоится о ее времяпрепровождении, — до тех пор, пока не по казался Главный вокзал Мюнхена.
36
Господин правительственный советник (нем.).
— Носильщик! Носильщик!
Он нашел для нее носильщика, коротко распорядился насчет собственного багажа и провел ее через растерянную толпу до чистых белых ступенек отеля «Грюнвальд». Объяснив управляющему, что от него требуется, словно они договорились об этом заранее, он ненадолго задержал ее маленькую ручку в своих больших руках, одетых в коричневые замшевые перчатки.
— Я приеду в десять часов. — С этими словами он ушел.
— Пожалуйста, фрейлейн, — сказал коридорный, который до этого момента прятался за спиной управляющего, изо всех сил напрягая зрение и слух, чтобы ничего не упустить из разговора странной пары.
Два пролета лестницы — и она вошла в темную спальню. Коридорный небрежно поставил на пол корзину и с грохотом поднял пыльные жалюзи. Фу! Уродливая, холодная комната… чудовищная мебель! Пробыть здесь целый день!
— Вы уверены, что фрау Арнольдт заказала именно эту комнату? — спросила гувернанточка.
Коридорный странно посмотрел на нее, словно увидал нечто забавное. Он было вытянул трубочкой губы, намереваясь свистнуть, но передумал.
— Gewiss [37] — сказал он.
37
Ну, уж конечно (нем.).
«Почему он не уходит? — подумала гувернантка. — И почему так смотрит на меня?»
— Gehen Sie [38] , — произнесла она с холодной английской наивностью.
Он так выпучил на нее свои маленькие, похожие на смородинки глазки, что они едва не выскочили из орбит.
— Gehen Sie sofort [39] , — ледяным тоном повторила она.
Возле двери он обернулся.
— А джентльмен? — спросил он. — Когда он придет, мне проводить его к вам?
38
Идите (нем.).
39
Идите
Над белыми улицами висят большие белые облака, отделанные серебряной каймой, и солнце. Толстые-претолстые кучера правят толстыми кебами, смешные женщины в маленьких круглых шапочках чистят трамвайные пути, люди смеются, тол каются. По обеим сторонам улиц растут деревья, и почти всюду, куда ни глянь, громадные фонтаны. И смех — везде, в проулках, посреди больших проспектов, в открытых окнах. Рядом с ней еще более похорошевший, начищенный, с зонтиком в руке, в желтых, вместо коричневых, перчатках ее дедушка, пригласивший ее провести с ним день. Ей хотелось бегать, виснуть у него на руке и каждую минуту повторять: «Ах, я ужасно счастлива!»
Он бережно переводил ее через дорогу, терпеливо ждал, пока она что-нибудь разглядывала, смотрел на нее ласковым взглядом и говорил:
— Все, что вам будет угодно.
В одиннадцать часов она съела две белые сосиски и две маленькие булочки и выпила немного пива, в котором, по его словам, алкоголя не было в помине, потому что оно не похоже на английское, и стакан, из которого она пила, напоминал цветочную вазу. Потом они сели в кеб, и всего за четверть часа она увидела, наверное, много тысяч прекрасных классических картин!
«Надо будет подумать о них, когда я останусь одна…»
Из картинной галереи они вышли, когда пошел дождь. Дедушка раскрыл зонт над юной гувернанткой, и они отправились в ресторан, потому что наступило время ланча. Теперь она шла совсем рядом с ним, чтобы он тоже мог укрыться от дождя.
— Будет лучше, — заметил он бесстрастным тоном, — если вы, фрейлейн, возьмете меня под руку. В Германии это принято.
Она взяла его под руку и так шла рядом с ним, а он показывал ей знаменитые статуи и настолько увлекся, что забыл закрыть зонт, хотя дождь уже давно кончился.
После ланча они поехали в кафе, где пели цыгане, но ей там не понравилось. Она увидала ужасно уродливых мужчин с яйцевидными головами и шрамами на лицах. Ей пришлось даже передвинуть кресло, и, спрятав в ладонях горящие щеки, она глядела только на своего друга… Потом был Английский сад.
— Интересно, сколько сейчас времени, — опомнилась наконец гувернанточка. — Мои часы остановились. Я забыла их завести. Мы так много всего посмотрели, что уже, наверное, поздно.
— Поздно! — Рассмеявшись, он стал лицом к ней и по привычке, уже подмеченной ею, покачал головой. — Вам было не очень-то хорошо, если вы считаете время. Поздно! Да мы еще не пробовали мороженого!
— Ах, что вы. Все было прекрасно! — огорчившись его упреком, горячо воскликнула она. — Даже лучше, чем можно сказать. Это было прекрасно! Только мне надо быть в отеле в пять часов, потому что в шесть приедет фрау Арнольдт.
— Так и будет. После мороженого я посажу вас в кеб, и вы доедете со всеми удобствами.
Она опять была счастлива. Шоколадное мороженое… кусочки таяли во рту долю долго. Тени от деревьев плясали на скатерти, но старичок предусмотрительно усадил ее спиной к разукрашенным часам, которые показывали уже без двадцати пяти семь.