Медовый месяц в улье. Толбойз
Шрифт:
– Ах да, – сказал Питер, ломая печать. – Быстро они. “Получатель, лорд Питер Гибель Бредон Уимзи, согласно ордеру с собственноручной подписью и печатью Джона Перкинса…” – спасибо, миссис Раддл, можете не ждать.
– Это Перкинс, который юрист, – объяснила миссис Раддл. – Очень приятный джентльмен, говорят, хотя сама я его толком не видела.
– “…одного из коронеров Его Величества в указанном графстве Хартфордширском, должен явиться и предстать перед ним в четверг, на десятый день октября”… завтра вы его увидите и услышите, миссис Раддл… “в одиннадцать часов утра ровно в Коронерском суде в трактире “Корона”, расположенном в приходе Пэгглхэм указанного графства; там и тогда давать показания и быть опрошенным
– Вот те на, – возмутилась миссис Раддл, – а кто же моего Берта обедом накормит? Он ест в полдень, и я моему Берту голодать не позволю, даже ради самого короля Георга.
– Боюсь, Берту придется обойтись без вас, – торжественно сказал Питер. – Видите: здесь сказано:
“неисполнение сего на свой страх и риск”.
– Боже мой, – ужаснулась миссис Раддл. – Риск чего, хотелось бы знать?
– Тюрьмы, – сказал Питер ужасным голосом.
– Меня – в тюрьму? – воскликнула миссис Раддл в крайнем негодовании. – Хорошенькое дело для порядочной женщины.
– Но вы же можете попросить подругу накормить Берта обедом, – предложила Гарриет.
– Гм, – неуверенно проговорила миссис Раддл, – миссис Ходжес небось не откажет. Но ей охота будет прийти послушать, что там будет на дознании. О! испеку-ка я с вечера пирог да оставлю его Берту.
Она задумчиво направилась к двери, затем вернулась и хрипло прошептала:
– А про керосин говорить надо будет?
– Не думаю.
– Уф! – выдохнула миссис Раддл. – Ведь нет ничего плохого в том, чтобы позаимствовать каплю керосина, да и долить обратно проще простого. Но только заикнись об этом полиции, и они тут же вывернут все наизнанку.
– Думаю, вам не о чем беспокоиться, – сказала Гарриет. – Закройте, пожалуйста, дверь, когда будете выходить.
– Да, миледи, – с неожиданной покорностью проговорила миссис Раддл и тут же исчезла.
– Насколько я знаю Кирка, – сказал Питер, – полное дознание отложат [166] , так что все должно пройти быстро.
– Да. Я рада, что Джон Перкинс не мешкал – не будет большой толпы зевак и репортеров.
– Тебе очень помешают репортеры?
– Гораздо меньше, чем тебе. Не делай из этого трагедию, Питер. Смирись с тем, что на этот раз в дураках остались мы.
166
Коронерское дознание откладывают, если полиция считает, что собрано недостаточно сведений. В таком случае коронер только оглашает личность умершего и факт смерти, а основное дознание проводят позже.
– Ага, так оно и есть. А как Элен раскудахчется.
– Ну и пусть. Бедняжка, у нее так немного радостей в жизни. В конце концов, она все равно ничего не может нам сделать. То есть вот я, как видишь, наливаю тебе чай – правда, из отколотого носика, но тем не менее.
– Элен не налила бы мне чаю, поскольку я не оправдываю ее чаяний.
– И сама она тоже не смогла бы им насладиться – сколы на чайнике не давали бы ей покоя.
– Элен не терпит сколов.
– Разумеется. И она потребовала бы серебряный чайник – пусть даже и пустой. Вот тебе еще. Я не виновата, чай сам капает в блюдце. Это знак щедрой души, или переполненного сердца, или еще чего-то в этом роде.
Питер принял чай и стал пить его молча. Он по-прежнему был недоволен собой. Как будто он пригласил любимую женщину разделить с ним пир жизни и обнаружил, что их столик заняли чужие. Мужчины в таких унизительных обстоятельствах обычно придираются к официанту, ворчат на еду и решительно отказываются получать какое бы то ни было удовольствие от происходящего. Его хороших манер хватало, чтобы не допустить наихудших проявлений оскорбленного
Он отодвинул чайные принадлежности в сторону и зажег ей и себе сигареты. Затем, словно сыпля соль на старую рану, сказал:
– Ты принимаешь вспышки моего дурного нрава с похвальным терпением.
– Вот как ты это называешь? Видала я такие вспышки, по сравнению с которым это – разлитие небесной гармонии [167] .
– Что бы это ни было, ты пытаешься отвлечь меня лестью.
– Ничуть. – Ну что же, он сам напрашивается. Лучше применить шоковую терапию и взять крепость штурмом. – Я просто пытаюсь тебе сказать как можно тактичнее, что, если только я смогу быть с тобой, меня не слишком огорчит, если я останусь глуха, нема, хрома, слепа и тупа, больна опоясывающим лишаем и коклюшем, если я окажусь в открытой лодке без еды и одежды, в ожидании близкой бури. А ты ведешь себя как дурак.
167
Переиначеная цитата из “Алисы в Зазеркалье”Льюиса Кэрролла.
– Дорогая! – сказал он в отчаянии, покраснев. – И что мне, черт побери, на это ответить? Кроме того, что меня все перечисленное тоже не огорчит. Только я не могу избавиться от ощущения, что это я оказался тем идиотом, который погрузил нас в эту адову лодку, накликал бурю, сорвал с тебя одежду, выбросил за борт багаж, лишил тебя зрения, слуха, речи и ноги и заразил тебя коклюшем и… что там было еще?
– Опоясывающий лишай, – сухо сказала Гарриет. – Им нельзя заразить.
– Опять неудача.
Его глаза заплясали – и у нее словно что-то перевернулось внутри.
– О всеблагие боги! Сделайте меня достойным этой благородной жены. Однако я подозреваю, что мной манипулируют. Это бы чрезвычайно меня возмутило, если бы я не был переполнен тостами и нежностью – как ты могла заметить, эти две вещи часто идут рука об руку. И кстати, не сесть ли нам в машину и не поехать ли в Броксфорд поужинать? Там точно есть какой-нибудь паб, а глоток свежего воздуха поможет разогнать летучих мышей на моем чердаке.
– Неплохая идея. И давай возьмем с собой Бантера. Кажется, он уже много лет ничего не ел.
– Опять тебе не дает покоя мой Бантер! Но я знаю, что такое любовные страдания. Так и быть, бери Бантера, но я отказываюсь устраивать partie carr'ee [168] . Миссис Раддл с нами не поедет. Я подчиняюсь правилу Круглого стола: лишь одну любить на свете [169] . Конечно, я имею в виду одну зараз. Не буду притворяться, что у меня не было романов прежде, но ухаживать за двумя женщинами одновременно отказываюсь наотрез.
168
Вечеринка на две пары (фр.).
169
Слегка измененная цитата из посвящения к “Королевским идиллиям” Альфреда Теннисона. Перевод с англ. В. Лунина.