Медовый месяц в улье. Толбойз
Шрифт:
– Великолепно. А кто постель застелил?
– Ах ты, черт! И мы ничего не придумали про радио.
– Нет. У меня была идея, что Крачли вывел радио из строя, желая обеспечить себе алиби на вечер накануне убийства. У меня это было убийство, но ты меня запутала своей версией об ограблении конторки.
– Прости. Я погналась за двумя зайцами. Крачли в качестве отвлекающего маневра слабоват. Кстати, а сейчас радио работает?
– Вот и узнаем. А если нет – что это доказывает?
– Ничего, если только не выяснится, что его намеренно вывели из строя. Кажется, оно работает от батареек. Нет ничего проще, чем ослабить контакт так,
– Старик Ноукс легко мог сам такое починить.
– Точно. Мне сбегать вниз и узнать, работает оно сейчас или нет?
– Спроси Бантера. Он знает.
Гарриет подошла к лестнице и окликнула Бантера. Вернувшись, сказала:
– Работает превосходно. Бантер проверял его вчера вечером, когда нас не было.
– А! Тогда это вообще ничего не доказывает. Возможно, Ноукс попытался его включить, искал поломку вплоть до конца выпуска новостей, потом все же починил и ушел.
– Он мог это сделать в любом случае.
– Расчет времени опять псу под хвост.
– Это очень удручает.
– Правда? Но зато оставляет простор для викария, нанесшего смертельный удар между 10:30 и 11 часами.
– Зачем же викарию… Прости! Я опять спрашиваю “зачем”.
– В семье с обеих сторон чрезвычайно силен ген любопытства. Гарриет, подумай как следует насчет детей. Они с пеленок будут совершенно невыносимыми.
– Непременно. Ужасающе. Тем не менее я считаю, что с убедительным мотивом все выглядит гораздо аккуратнее. Убийство от нечего делать нарушает все законы детективного жанра.
– Ну хорошо. Ладно. Будет у мистера Гудакра мотив, я что-нибудь придумаю. Около 10:35 он приходит от своего дома и стучит в дверь. Ноукс его впускает – почему бы не впустить викария, который всегда казался мирным и дружелюбным. Но под свойственным его профессии аскетизмом наш викарий прячет подавленные чувства, конечно же отвратительные, столь свойственные священникам из наших реалистических романов. Как и Ноуксу, разумеется. Прикрываясь кампанией по борьбе за нравственность, викарий обвиняет Ноукса в совращении деревенской девушки, которую сам подсознательно вожделеет.
– Конечно! – радостно воскликнула Гарриет. – Как же я сама не додумалась! Что может быть очевиднее. Между ними вспыхивает жалкая старческая потасовка, и в припадке безумия один воображает себя молотом Господним, как пастор в рассказе Честертона [204] . Он укладывает Ноукса ударом кочерги и удаляется. Ноукс приходит в чувство – дальше мы знаем. Это чудесно объясняет, почему деньги остались нетронутыми: мистер Гудакр их не взял бы.
– Точно. А теперь викарий ведет себя так мило и невинно, потому что припадок прошел и он все начисто забыл.
204
Рассказ “Молот Господень” из сборника “Неведение отца Брауна”.
– Раздвоение личности. Похоже, пока это наша лучшая попытка. Осталось только выяснить, как зовут деревенскую девушку.
– Это даже не обязательно. Викарий мог питать нездоровое влечение к чему-нибудь другому – скажем, платоническую страсть к фикусу или странную, ревнивую любовь к кактусу. Он большой садовод, а эти растительно-минеральные увлечения бывают весьма пагубны. Помнишь героя рассказа Идена Филпоттса, который возжелал чугунный ананас и размозжил им череп ближнему
205
Рассказ Филпоттса “Железный ананас” вышел в 1926 году. Он входит во вторую антологию детективных рассказов, которую составила Дороти Сэйерс.
– Все это очень хорошо, Питер, но бедного старика взаправду убили.
– Сердце мое, я это знаю. Но пока мы не поймем, как именно, все теории стоят одна другой. В этом проклятом мире наш удел – либо смеяться, либо вечно плакать. Мне тошно при мысли о том, что я мог спуститься в тот подвал, сразу как мы приехали. Тогда бы мы справились гораздо лучше – все было бы нетронуто, улики на местах и никакие Раддлы, Паффеты и Уимзи не шастали бы по дому, переворачивая все вверх дном. Господи! Еще никогда я не проводил ночь так бездарно!
Если он хотел ее рассмешить, на этот раз результат превзошел все надежды и мечты.
– Бесполезно, – сказала Гарриет, наконец успокоившись. – Никогда, ни за что мы не будем ничего делать как люди. Мы всегда будем смеяться, когда надо плакать, и заниматься любовью вместо работы, и станем предметом сплетен и героями скандалов. Перестань! Что скажет Бантер, если увидит, что у тебя все волосы в пепле? Лучше одевайся и взгляни в лицо обстоятельствам. – Она вернулась к окну. – Смотри! По дорожке идут два человека, один с фотоаппаратом.
– Дьявол!
– Пойду их развлекать.
– Не ходи одна, – рыцарски сказал Питер и спустился следом.
Бантер, стоя в дверях, вел безнадежную словесную баталию.
– Ничего не выйдет, – сказал Питер. – Убийство просочится. Здравствуйте! Ах, это вы. Салли, да? Так-так. Вы трезвы?
– К сожалению, – ответил мистер Солком Гарди, с которым Уимзи водил дружбу. – Как стекло. Нет ли у вас чего-нибудь, старина? После того, как с нами обошлись во вторник, с вас причитается.
– Виски этим джентльменам, Бантер. И добавьте в него лауданум [206] . А теперь, дети, не будем тянуть время, потому что дознание в одиннадцать, и в халате я туда явиться не могу. Зачем пожаловали? “Роман в высшем обществе” или “Таинственная смерть в гнездышке новобрачных”?
206
Лауданум – опиумная настойка на спирту, популярное в викторианские времена успокоительное и снотворное средство.
– И то и другое, – с ухмылкой ответил Гарди. – Думаю, нам лучше начать с поздравлений и соболезнований. Написать, что вы оба удручены? Или, наоборот, следует сообщить великой британской нации, что вы безоблачно счастливы вопреки неблагоприятным обстоятельствам?
– Будьте оригинальнее. Напишите, что мы деремся как кошка с собакой и маленькое детективное расследование – единственное, что может скрасить свинцовую скуку.
– Это была бы отменная статья, – с сожалением покачал головой Гарди. – Как я понял, вы работаете в паре?