Медовый месяц в улье
Шрифт:
– Я не могу быть лотофагом, даже с тобой, – сказал он прочувствованно, – когда отовсюду лезут трупы.
– И не надо, ангел мой, и не надо. Набери лучше полный рот колючего кактуса. И не обращай внимания на мои дурацкие попытки устлать твой путь лепестками роз. Нам не впервой вместе идти по следу. Только, – она на миг замялась, поскольку перед ней как кошмар замаячила еще одна разрушительная для брака опасность, – ты позволишь мне помогать тебе во всем?
К ее облегчению, он засмеялся:
– Хорошо, Domina [125] . Я обещаю тебе. Кактус обоим или никому, и никакого лотоса, пока его нельзя вкусить вместе. Я не буду притворяться правильным британским мужем – несмотря на твою опасную вспышку женской заботливости. Ефиоплянин останется
Он, похоже, был доволен, но Гарриет обзывала себя дурой. Подстраиваться друг под друга оказалось не так просто. Нелепое обожание не мешает нечаянно причинить человеку боль. У нее было неловкое чувство, что она поколебала его уверенность и что они еще не до конца понимают друг друга. Он был не из тех мужчин, которым можно сказать: “Дорогой, ты неповторим, и все, что ты делаешь, правильно” – независимо от того, что ты думаешь. Он запишет тебя в дуры. И он был не из тех, кто говорит: “Я знаю, что делаю, поверь мне на слово”. (И слава богу!) Он хочет, чтобы ты соглашалась с ним осознанно или не соглашалась вовсе. И ее разум соглашался с ним, вот только чувства не хотели впрягаться в одну упряжку с разумом. Но было ли это ее чувство к Питеру, или ее чувство к мистеру Ноуксу, растерзанному ради их медового месяца [127] , или просто эгоистичное желание, чтобы от нее отстали с трупами и полицейскими, она не знала.
125
Госпожа (лат.).
126
Питер перефразирует Иер. 13, 23: “Может ли Ефиоплянин переменить кожу свою и барс – пятна свои?”
127
Аллюзия на строки из поэмы Байрона “Паломничество Чайльд-Гарольда” (Песнь 4, 141), где гладиатор “растерзан ради римского праздника”.
– Не грусти, моя радость, – сказал Питер. – Может быть, они откажутся от моей помощи. Кирк может разрубить гордиев узел и прогнать меня.
– Ну и дурак же он будет! – возмущенно выпалила Гарриет.
Мистер Паффет вошел неожиданно и без стука.
– Мистера Ноукса выносят. Мне заняться кухонным дымоходом? – Он подошел к камину. – Отлично тянет теперь, а? Я всегда говорил, что дымоход в порядке. О! Хорошо, что мистер Ноукс уже не может видеть эту кучу угля. Вот огонь так огонь, любому камину сделает честь.
– Да-да, Паффет, – рассеянно сказал Питер. – Продолжайте.
Шаги на дорожке, и мимо окна проходит короткая мрачная процессия: сержант полиции и еще один человек несут носилки.
– Очень хорошо, м’лорд. – Мистер Паффет выглянул в окно и снял котелок. – И что дало ему его крохоборство? Ничего.
Он прошагал в кухню.
– De mortuis [128] , – сказал Питер, – и так далее.
– Да уж, эпитафии бедняге достались одна другой хуже.
128
Питер цитирует начало латинского афоризма De mortuis aut bene, aut nihil (“О мертвых либо хорошо, либо ничего”).
Труп и полиция – вот они, никуда от них не денешься, что бы ты по этому поводу ни чувствовал. Лучше смириться с положением и сделать все, что можешь. Вошел суперинтендант Кирк, а за ним Джо Селлон.
– Ну что ж, – сказал Питер. – Все готово к допросу с пристрастием?
– До этого вряд ли дойдет, милорд, – весело ответил мистер Кирк. – У вас с леди на прошлой неделе были занятия поинтереснее убийств, сдается мне. Да-да, Джо, заходи. Посмотрим, как у тебя со стенографией. Сержанта я послал в Броксфорд разузнать что сможет, поэтому Джо будет помогать мне с показаниями. Я хотел бы воспользоваться этой комнатой, если можно.
– Пожалуйста. – Видя, что взгляд суперинтенданта скромно устремлен на изящное изделие эдвардианских ремесленников, Питер немедленно пододвинул ему солидное высокое кресло с подагрическими ножками и подлокотниками и буйными завитками в изголовье. – Думаю, это как раз
– Мило и внушительно, – добавила Гарриет.
Сельский констебль вставил свое слово:
– Это кресло самого Ноукса, то есть было его.
– Что ж, – сказал Питер, – сядет Галахад на место Мерлина.
Мистер Кирк, почти было опустивший свои солидные пятнадцать стоунов [129] в кресло, резко подскочил.
– Альфред, – выпалил он, – лорд Теннисон.
– С первой попытки, – сказал лорд Питер, слегка удивленный. В бычьих глазах суперинтенданта засияло воодушевление. – Я вижу, вы, суперинтендант, – человек начитанный.
– Люблю немного почитать в свободное время, – смущенно признался мистер Кирк. – Это способствует смягчению нрава. – Он сел. – Я часто думаю, что от нашей полицейской рутины человек, бывает, теряет широкий взгляд и вообще черствеет… Когда я это замечаю, я говорю себе: чего тебе, Сэм Кирк, не хватает, так это общения с каким-нибудь Великим Умом после ужина. Чтение делает человека знающим…
129
95 кг (имеется в виду собственный вес суперинтенданта).
– Беседа – находчивым, – сказала Гарриет.
– А привычка записывать – точным, – отозвался суперинтендант. – Помни об этом, Джо Селлон, и следи, чтобы записи твои можно было разобрать.
– Френсис Бэкон [130] , – сказал Питер с небольшим опозданием. – Мистер Кирк, вы мне по сердцу.
– Спасибо, милорд. Бэкон. Правда же, великий ум? И более того, он стал лордом-канцлером Англии, так что и юриспруденции он не чужд. Эх! Но пожалуй, перейдем к делу.
130
“Опыты, или Наставления нравственные и политические” (1597), глава L “О занятиях науками”.
– Как это прекрасно сформулировал другой великий ум, “как бы чудесна ни была прогулка по саду ярких образов, не кажется ли вам, что мы отвлекли ваш разум от предмета почти равновеликой важности”?
– Что это? – спросил суперинтендант. – Это для меня что-то новое. “Сад ярких образов”, да? Вот красота так красота.
– “Кай Лунь”, – сказала Гарриет.
– “Золотые часы”, – уточнил Питер. – Эрнест Брама [131] .
– Запиши мне это, хорошо, Джо? “Яркие образы” – как раз то, что находишь в поэзии, правда? Картины, можно сказать. И в саду – то, что называется цветы фантазии, извиняюсь за выражение. Итак… – Он сосредоточился и повернулся к Питеру. – Как я говорил, сейчас не время для игр воображения. Насчет тех денег, которые нашли при покойном. Сколько вы, говорите, заплатили ему за дом?
131
Цитата из романа Эрнеста Брамы “Золотые часы Кай Луня” (1922). Имеется в виду эпизод, в котором астролог вначале предсказывает императору несметные богатства, но вскоре переходит к восхвалению метафорических красот поэтического языка. Император же пытается вернуть астролога к первому, более важному, предмету разговора. Эту же фразу процитировала Гарриет во время своей первой встречи с Питером, в романе “Сильный яд”.
– Шестьсот пятьдесят в сумме. Пятьдесят при начале переговоров и шестьсот в платежный день [132] .
– Все верно. Это объясняет те шестьсот фунтов, которые были у него в кармане. Он только что обналичил чек, и тут его прикончили.
– Платежный день был в воскресенье. Чек был подписан и отослан двадцать восьмого. Он должен был прийти в понедельник.
– Верно. Мы проверим в банке, хотя это на самом деле не обязательно. Интересно, что они подумали, когда он забрал сумму наличными, а не положил на счет. Гм. Жаль, что банки не должны нам сообщать, когда люди ведут себя так, словно собираются сбежать. Но конечно, это невозможно.
132
То есть 29 сентября, в День архангела Михаила.