Медовый месяц
Шрифт:
— Ты мне надоел!
Повернувшись на каблуках, она зашагала прочь. Но не успела сделать и пары шагов, как Дэш схватил ее за руку:
— Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю!
— Гора Рашмор наконец-то решила заговорить, — усмехнулась Хани. — Благодарю покорно, но у меня что-то пропала охота слушать.
Рабочий в конюшне поглядывал на них с любопытством, и Дэш потащил ее к дому. Когда с выгона их уже не было видно, он обрушил на нее весь свой гнев:
— Никогда не думал, что ты предашь самое себя, а именно это ты и собираешься сделать.
Он говорил с такой горячностью, что гнев ее остыл. Хани вдруг отчетливо увидела морщины, избороздившие его лицо, и в душе у нее загоралось ровное пламя. Не думая, что делает, она подняла руку и прижала ладонь к его рубашке в том месте, где под тонкой материей билось сердце:
— Прости, Дэш.
Он резко отстранился.
— Ты должна… Думай перед тем, как соберешься выкинуть очередное коленце. Подумай о последствиях!
То, что Дэш отпрянул от ее прикосновения, снова разозлило ее.
— Я собираюсь обратиться к доктору за противозачаточными таблетками, — выпалила она.
— Ты… что? Что ты собираешься делать?
Не дав ей ответить, он пустился в длинную тираду о молодежи и сексуальной распущенности и был полон такого благородного негодования, что она чуть не пожалела, что сболтнула лишнее. Однако Хани уже закусила удила и продолжала его дразнить:
— Я и в самом деле готова к любви, Дэш. И собираюсь позаботиться о том, чтобы защитить себя.
— Ты еще не готова к этому, черт подери!
— Откуда тебе знать? Я все время думаю об этом. Я постоянно на грани.
— Быть на грани, чувствовать возбужденность — это еще не любовь. Есть вопрос, который стоило бы задать самой себе. Ты влюблена?
Она посмотрела в его карие глаза, которые все видели, и слово «да» уже готово было сорваться у нее с губ, но Хани закрыла рот, прежде чем оно вылетело наружу. Правда, которую она изо всех сил старалась не впускать в свое сознание, больше не могла оставаться в заключении. В какой-то миг — она сама не смогла бы сказать, когда это случилось, — ее детская любовь к Дэшу Кугану превратилась в женскую. Это открытие было и старым, и новым, и восхитительным, и пугающим. Хани не могла посмотреть Дэшу в глаза и глядела на поля его «стетсона», выше ушей.
— Я не влюблена в Скотта, — сказала она, тщательно выговаривая слова; собственный голос показался ей каким-то тонким и дрожащим.
— Тогда и говорить не о чем.
— А разве ты любил Лизу, когда спал с ней? Ты любил тех женщин, что оставляли запах своей косметики у тебя в ванной комнате?
— Это другое дело.
Хани с болью в сердце отвернулась:
— Я еду домой.
— Хани, но это действительно другое дело!
Она обернулась, но на этот раз уже Дэш прятал глаза. Он откашлялся.
— Что касается женщин, то я уже немолод и потрепан. У тебя все иначе. Ты юна. Для тебя все впервые.
Хани ответила просто, без прикрас:
— Моя юность закончилась в шесть лет, когда
— Не стоит искать любовь в чужих постелях.
— Раз уж мне не удалось найти ее в других местах, полагаю, можно поискать и там.
Она засунула руку в карман и вытащила ключи от машины, злясь на себя за жалостливые нотки в голосе.
— Хани…
— Забудем об этом. — Она пошла к машине.
— Если б ты сделала мне лимонаду, я был бы не прочь выпить.
Хани посмотрела на ключи, едва сдерживая подступившие слезы.
— Лучше уж я поеду. Мне нужно еще кое-что сделать.
Впервые с тех пор, как они знали друг друга, уходила именно она. Подняв на него глаза, Хани увидела, что Дэш удивлен.
— У тебя новый наряд?
— Мы с Лиз пару раз проехались по магазинам. Она мне помогла.
Это почему-то опять разозлило его; карие глаза Дэша стали жесткими, как кремень.
— Ничего страшного не случилось бы, если бы ты не поехала.
— Ну все, мне пора.
Она уселась за руль, но он оперся о дверцу, не давая ей закрыть ее.
— Хочешь поехать со мной в Барстоу в пятницу? Один мой друг обещал показать мне жеребят, которых он там выращивает.
— Мы с Лиз собираемся на неделю в Голден-Дор.
Он непонимающе взглянул на нее.
— Это курорт с минеральными водами.
На его щеках заходили желваки, и Дэш отпустил дверцу машины.
— Вот как? Конечно, я бы не хотел, чтобы ты лишилась возможности приобрести такой богатый жизненный опыт.
Хани включила зажигание и, резко сорвавшись с места, покатила к шоссе, разбрасывая из-под колес гравий.
Дэш стоял перед домом и смотрел ей вслед, пока пыльный шлейф не исчез из виду. Курорт. Какой дьявол вселился в Лиз и заставляет ее брать Хани в такое место? Она же еще ребенок! Меньше земляного ореха. Даже не старше его дочери.
И, представив себе ее в постели с каким-нибудь симпатичным молодым хлыщом-жеребцом, он пришел в ярость.
Дэш свернул с дороги и побрел в конюшню. Он убеждал себя, что им движет естественное желание защитить Хани. За последние три года он понемногу заменил ей отца и сейчас не может безучастно наблюдать, как она один за другим совершает опрометчивые поступки, от которых может пострадать.
В этом и кроется причина его печали. Он заботится о Хани. Она и сильна, и хрупка, и забавна одновременно. Она необыкновенно совестлива; она самый великодушный человек из всех известных ему людей. Взять хотя бы то, что она содержит шайку бездельников и дармоедов, которых называет своей семьей. И ведь как при всем при том умна и ловка! Черт побери, как ловка! Добросердечная и оптимистичная, всегда верящая, что на концах каждой радуги спрятаны по крайней мере три горшочка золота. Но оптимистичность характера делает ее уязвимой — стоит вспомнить хотя бы, как она увлеклась этим сукиным сыном Эриком Диллоном, и именно поэтому нельзя допустить, чтобы она прыгнула в постель к первому попавшемуся хлыщу, положившему на нее глаз.