Медовый месяц
Шрифт:
Хани опустила глаза, стараясь справиться с потоком нахлынувших чувств. В давние времена отсюда можно было увидеть верхнюю половину колеса «Феррис» и кривые щупальца «Осьминога», возвышавшиеся над билетной кассой, но теперь они исчезли, и в жарком небе сверкало лишь раскаленное солнце и возвышался «Черный гром».
Влажность обволакивала Хани, плотная и удушающая; пояс ее шорт цвета хаки промок от пота. Солнце жгло плечи и голые ноги, пока она шла вдоль изгороди, но софны и поднявшийся подлесок не позволяли что-либо разглядеть. Наконец она подошла к старому выезду — началу маршрута. Ворота были закрыты цепью и ржавым висячим замком, совершенно не нужным,
Хани поцарапала ноги о цепь, взбираясь на изгородь. Пробившись через кусты, она проскользнула между двумя разваливающимися деревянными зданиями, где когда-то хранилось тяжелое оборудование, прошла под несущими колоннами «Черного грома», сделанными из почерневшей от непогоды южной сосны, — прошла, не поднимая глаз на массивную криволинейную трассу, боясь увидеть следы разрушений, и вышла на середину парка.
Увидев картину жестокого запустения, Хани похолодела. «Доджем холл» обвалился; за ним павильон для пикников зарос кустарником. Заброшенные дорожки никуда не вели; огражденные круги указывали места, где когда-то стояли «Скремблер» и наклонная карусель. Сквозь деревья Хани смогла рассмотреть темные воды Серебряного озера, но «Бобби Ли» уже давно покоился на дне.
Хани пошла по покинутой аллее, и скоро в ее открытые босоножки набилась грязь. Шаги гулко раздавались в тишине. Среди сорняков лежал штабель гнилых досок; изорванный голубой пластиковый вымпел, серый от грязи, болтался на кончике гвоздя. Аттракционы исчезли, и аромат жареной кукурузы и засахаренных яблок сменился запахом запустения.
Она осталась одна на всей земле.
Стоя в пустом сердце парка, Хани наконец подняла глаза к небу, чтобы охватить взглядом весь скелет «Черного грома», окружавшего ее покинутую Вселенную. С болью смотрела она на неповторимые линии знаменитых горок — большой подъем на холм сменялся спуском, достаточно крутым, чтобы сверзиться оттуда в самое сердце преисподней, и так все три холма с их великолепными, трижды повторяемыми обещаниями смерти и воскрешения, бросающая в дрожь спираль, падающая к воде, и плавный, быстрый подход к причалу станции. Когда-то на этих диких, быстрых спусках ей удавалось соприкоснуться с вечностью.
Да удавалось ли? Хани начала бить дрожь. А вдруг ее уверенность, что она может найти свою мать, несясь по этим горкам, — не больше, чем детские фантазии? Неужели горки действительно заставили ее поверить в Бога? Хани с уверенностью могла сказать, что ее вера в Бога родилась на горках, но она точно знала, что эту веру смыла кровь Дэша.
Глядя на огромные ребра «Черного грома», возвышавшиеся на фоне линялого неба, она и проклинала, и молила Бога: «Хочу, чтобы он вернулся! Ты не можешь оставить его у себя! Он мой, мой! Верни его мне! Верни!»
Жестокое солнце жгло ей голову через волосы. Хани заплакала и опустилась на колени — уже не моля, а проклиная: «Ты обманщик! Обманщик проклятый!»
Хани даже с закрытыми глазами видела силуэт трех огромных холмов «Черного грома», будто он отпечатался на ее веках. Она продолжала произносить страшные богохульства; постепенно это превратилось в нечто вроде обряда.
Хани устала, и на нее спустилась тишина. Она открыла глаза и подняла их к вершинам деревянных горок, которые, казалось, были сделаны на века. Надежда. «Черный гром» всегда давал ей надежду. Глядя на эти три деревянные вершины, Хани проникалась
Но в «Черном громе» осталось не больше жизни, чем в теле Дэша Кугана, и он никуда не мог ее перенести. Массивный остов стоял, бессильно покосившись в августовском небе, не суля больше надежды на воскрешение, не предвещая ничего, кроме гниения и упадка.
Хаки побрела назад к машине, подавленная грузом усталости и бессилия. Если бы она смогла запустить «Черный гром» снова. Если бы она смогла…
Забравшись в духоту машины, Хани скрючилась на сиденье и провалилась в тяжелый сон.
Глава 23
Шери Полтрейн уже третий год работала на бензоколонке и одновременно за прилавком магазинчика «Бензин и сопутствующие товары» в округе Камберленд, Северная Каролина. Ее дважды грабили и с полдюжины раз угрожали расправой. И сейчас она испытывала беспокойство, глядя, как к прилавку подходит незнакомец. Она чаще сталкивалась с неприятностями, чем большинство женщин, и научилась чувствовать их приближение.
Он был похож на рокера, но запястья и руки, видневшиеся из-под рукавов расстегнутой коричневой кожаной куртки, были чистыми и не покрытыми татуировкой. И он не был любителем пива. Даже и близко не похож. Через расстегнутую куртку Шери увидела его живот — плоский, как мокрое шоссе за бензоколонками. Рост у незнакомца был не меньше шести футов, широкие плечи, мускулистая грудь; выцветшие джинсы облегали узкий крепкий зад, на что мужчины никогда не обращают внимания. Нет. Право, в его теле не было ничего плохого. Оно было просто замечательным. Что в нем было плохого, так это лицо, выражение лица.
Он был просто самый отъявленный сукин сын, какого она когда-либо видела. Не урод — просто злодей. Наверное, он смог бы, не меняясь в лице, потушить сигарету о самые чувствительные места женского тела.
Его темные, почти черные волосы, доходившие до плеч, набухли от ноябрьской мороси. Они были чистыми, но неровными. У него был крупный нос хорошей формы и точеные черты лица. Но и им не удавалось скрыть тонкие губы угрюмого рта, который, казалось, никогда не научится улыбаться. И ничто не могло скрыть единственного холодного голубого глаза — самого холодного из всех виденных ею.
Шери приказала себе не пялиться на черную повязку, закрывавшую второй глаз, незнакомца, но удержаться от этого было трудно. Со своей черной повязкой и бесстрастным выражением лица он выглядел как современный пират, — не тот прилизанный пират, что красовался на обложке приключенческого сборника на соседней полке, а тот гнусный тип, что может вытащить из заднего кармана револьвер и разрядить вам в живот.
Она заставила себя посмотреть вниз, на цифровой индикатор, показывавший, сколько бензина залито в стоящий на улице заляпанный грязью серый фургон «Дженерал моторс».
— Должно быть, ровно двадцать два.
Шери была не из тех, кто позволяет любому мужчине увидеть свой испуг, но этот действовал ей на нервы, и голос ее потерял обычную твердость.
— И флакон аспирина, — добавил он.
Шери моргнула от удивления — он говорил с заметным акцентом. Это был не американец — иностранец. По говору, должно быть, с Ближнего Востока или что-то вроде. Ей пришла шальная мысль, что это какой-нибудь арабский террорист, но Шери не знала, могут ли у арабского террориста быть голубые глаза.