Медовый месяц
Шрифт:
— Возможно, но теперь, когда Софи умерла, я никогда не повернусь к Шанталь спиной. Прошло уже три года, как Софи не стало, а она все еще переживает ее смерть.
— Если хочешь знать мое мнение, то ты оплакивала Софи несравненно дольше Шанталь.
— Какие гадости ты говоришь.
Он принялся шумно чистить зубы, решительно исключив возможность дальнейшей беседы. Она ушла в ванную и закрыла дверь, не желая признаться даже самой себе, что по крайней мере отчасти он прав. Смерть Софи, казалось, ударила ее сильнее, чем Шанталь. Но эта смерть была такой случайной, такой лишенной достоинства. Ее тетка
Хорошо, хоть Бак Окс исчез. Тело Софи еще не успело остыть, а он уже притащил в дом какую-то шлюху. К чести Гордона, тот вышвырнул Бака, и последнее, что Хани слышала о нем, — бывший муж Софи пошел работать в парк недалеко от Фресно.
Отбросив мысли о семье, Хани заставила себя приняться за работу над рефератом. Два часа спустя, приведя в порядок заметки и написав несколько первых страниц, она поднялась налить горячего кофе. Выглянув через заднее окно, она увидела Дэша, шагающего через узенькую грязную улочку к их домику на колесах.
И опять ее сердце так глупо екнуло. Посмотрев на часы, она увидела, что уже почти четыре. Может, Дэш уже закончил на сегодня, и они смогут вернуться домой пораньше. Хани с улыбкой отставила кружку с кофе, отперла дверь и вышла наружу.
Этот ранний вечер, жаркий и влажный, скорее смахивал на июнь в Южной Каролине, чем на май в южных районах Калифорнии. Стоявшие вокруг грузовики и фургоны были составлены тесно, не пропуская дуновения ветерка, и казалось, все кругом пропахло бензином и выхлопными газами. Перейдя улицу, Дэш направился к стоянке автомобилей, и Хани помахала ему рукой.
Он уже собрался махнуть в ответ, но рука замерла на полпути. Дэш был достаточно близко, и она увидела, как его лицо нахмурилось. И тут же услышала сдавленный женский крик. Она резко обернулась.
Справа от нее два самых больших трейлера были поставлены параллельно друг другу, образуя узкий темный тоннель шириной не более пяти футов. Заметив какой-то шум позади машин, она быстро шагнула вперед.
Худой темнолицый мужчина в рваной майке красного цвета и засаленных черных брюках тащил молодую испанку в это замкнутое пространство. Хани с ужасом увидела, как мужчина с силой ударил женщину о борт большой машины и потянулся за сумочкой, которую та сжимала в руках. Женщина закричала, вобрав плечи от страха, и стала сопротивляться, пытаясь вырваться.
Женщина и ее обидчик были не так далеко, и Хани непроизвольно рванулась к ним, но, не успев пройти несколько шагов, услышала за собой топот бегущих ног. Мимо промчался Дэш, с такой силой толкнув ее в спину, что она отлетела в сторону.
Расцарапав голые колени об асфальт и проехавшись ладонями по шершавой поверхности, Хани едва не задохнулась, настолько сильной была боль. Но еще сильнее было чувство страха, внезапно охватившее ее. Она резко обернулась.
С земли ей все было видно. Она увидела узор из ярко-желтых цветов на подоле платья женщины, отчаянно цепляющейся за сумочку, услышала ее крики о помощи.
Дэш стоял недалеко от того места, где лежала Хани, спиной к ней, расставив кривые ноги. Сердце Хани сильно забилось, она открыла рот, собираясь крикнуть, чтобы он был осторожнее, не лез на рожон, не…
— Оставь
Время остановилось, дав возможность даже самым незаметным мелочам навсегда врезаться в ее мозг с неправдоподобной отчетливостью. Эти трещины старого асфальта, бежавшие к сапогам ее мужа, обрывок нитки, свешивающийся со шва его джинсов. Она чувствовала, как жаркое солнце бьет в затылок, вдыхая запах асфальта, видела долгую тень, отбрасываемую его высокой фигурой. Но все это заслоняло дикое, наркотически-безумное выражение глаз нападавшего, который стоял в конце темного тоннеля, образованного трейлерами, и вдруг увидел Дэша.
Одним махом этот тип выхватил из-за пояса брюк короткоствольный пистолет и поднял его. Хани увидела, как наркоман с безумными глазами дважды выстрелил, и из ее горла вырвался страшный вопль.
Дэш скрючился и начал медленно и неуклюже оседать на землю. В окутавшей ее тошнотворной серой дымке все вокруг вдруг потеряло реальные очертания. На дне узкого тоннеля расплывчатым ярко-желтым пятном лежала женщина; швырнув ее наземь, наркоман скрылся, оставив сумку валяться у ее ног.
Рука Дэша опустилась на растрескавшийся тротуар. Хани видела обнаженное запястье, широкую ладонь. Всхлипывая, словно раненое животное, она стала подползать к нему на руках и кровоточащих содранных коленях. Пробиваясь сквозь серую дымку, она говорила себе, что все будет хорошо. Ведь всего несколько секунд назад она помахала ему рукой. Ничего этого на самом деле не было, ведь не мог же такой кошмар произойти просто так, ни с того ни с сего! Такие вещи не могут происходить так молниеносно, и потом, должно же быть хоть какое-то предзнаменование.
Она едва слышала крики членов съемочной группы, бежавших с противоположной стороны улицы. Она видела только эти пальцы ее мужа, скребущие ногтями асфальт.
Хани поднялась на колени рядом с Дэшем, содрогаясь всем телом от вырвавшихся рыданий.
— Дэш!
— Хани… Я…
Схватив мужа за руки, она повернула его так, чтобы голова и плечо легли ей на колено. По его груди стало расплываться большое пятно, похожее на детский рисунок солнца с лучами. Она вспомнила, что в одном из фильмов у него была такая же рана, но название фильма вылетело из головы.
Взяв его лицо в ладони, она рыдая прошептала:
— Уже можно встать. Пожалуйста, Дэш… Пожалуйста, встань…
Веки его затрепетали, губы зашевелились.
— Хани…
Он выдохнул ее имя со страшным хрипом.
— Не говори ничего. Господи, пожалуйста, только не говори…
Его глаза впились в ее лицо, глаза, полные любви и побелевшие от боли.
— Так я и знал, что… разобью… твое… сердце, — задыхаясь, выговорил он.
И его лежащая на асфальте рука безвольно разжалась.
У нее вырвался нечеловеческий, душераздирающий вопль. По траурно-черному асфальту растеклась ярко-красная кровь. На нее смотрели его глаза, широко раскрытые, но невидящие.
Один из членов группы дотронулся до нее, но Хани сбросила его руку.
Она баюкала на коленях голову своего мужа, гладила щеку,
укачивала его и шептала:
— Ты… поправишься. У тебя же все в порядке… Мой дорогой… Мой родной… ковбой.
Его теплая кровь уже насквозь промочила юбку, и бедра стали липкими. А она все укачивала его: