Медсестра из Райминстера

Феррари Иви

Он тяжелым взглядом продолжал смотреть на меня в упор. Иуда к тому времени отошел на порядочное расстояние и не мог слышать наш разговор.

— Я все еще жду, — сказал он.

Я посмотрела на ломаный контур его прически, на резкие черты его худого лица и снова болезненно ощутила тоску по нему.

— Я не знаю. Мне показалось тогда, что вы собирались позволить себе какую-то вольность, — пробормотала я униженно.

Его взгляд потемнел.

— Вам и сейчас так кажется?

— Нет. —

Я опустила голову. — Сейчас нет.

— Ну, все равно позвольте мне сказать вам еще раз, — произнес он тихо, — что это самая последняя вещь, которая была у меня на уме: и тогда, и сейчас, и когда бы то ни было. Я удивлен, что вы обо мне такого низкого мнения.

— Нет… вовсе нет… все это было ошибкой, — сказала я, до крайности смущенная.

Он промолчал, а я не смела поднять на него глаза. Мне вдруг показалось, что все вокруг нас — люди, разговоры, движение — все замерло, словно замерзло. И из всей этой кутерьмы остались только мы двое, и я своим глупым поведением воздвигла между нами стеклянную стену.

— Я надеюсь, что вы приняли мои извинения, — сказала я наконец.

— О да, я их принял.

Он вышел с тем же мрачным выражением лица. Чтобы скрыть свое горе, я притворилась, что читаю объявления на доске.

Ко мне подошел Иуда.

— Я заметил, что Коллендер читал тебе нотации. Не позволяй ему садиться себе на шею. — Он протянул мне сигарету.

— Но я же не могу не обращать на него внимание, — сказала я дрогнувшим голосом. — Как вы только ладите с ним на лекциях?

Он усмехнулся:

— Никак. Он заставляет нас чувствовать себя такими никчемными олухами, что мы всегда просим наших мамочек приехать поскорее и забрать нас отсюда.

Я не могла удержаться от смеха. Затем я сделала над собой решительное усилие и обратила свое внимание на сцену, где две медсестры с весьма ограниченными актерскими способностями неумело пытались изобразить забавный диалог.

Вдруг, к моему удивлению, к ним обратилась Эйлин Дьюнн:

— Вы должны действовать более слаженно, давать друг другу время высказаться. Вы обе слишком спешите. И если вы развернетесь лицом сюда, это будет выглядеть более эффектно.

Сестры Ситон и Маккензи смотрели на нее, словно пораженные громом.

— Ой, вы только гляньте на эти оскорбленные добродетели! О, Господи, помилуй меня! — Иуда весьма комично сделал вид, что прячется под столом от страха перед разъяренными третьекурсницами.

— Я прошу прощения! — Тон Ситон был способен заморозить кипяток. — Когда нам понадобится мнение первокурсницы, мы вам об этом скажем!

Маккензи нравоучительно добавила, что медсестры должны сначала научиться хорошо работать у себя в палате, а уж потом давать советы своим старшим коллегам.

— Вот уж метко

сказано, ей-Богу! — завопил Иуда. — Я думаю, мы включим их в программу как злых сестер… но что случилось с Золушкой?

Из глаз Эйлин Дьюнн брызнули слезы, и она выскочила из комнаты. Вслед за этим разразился громкий спор о том, кто был прав, но вскоре все успокоилось само собой, инцидент был забыт, а Ситон и Маккензи вернулись к репетиции своей слабенькой сценки.

— Что-то дела пошли невесело, да? — вздохнул Иуда. — Как насчет того, чтобы улизнуть в «Лорд Нельсон» до тех пор, пока они не закончат?

— Нет, спасибо, — сказала я. — Не сегодня.

После того, что наговорил мне Дэвид Коллендер, я была слишком расстроена, чтобы куда-то идти. Кроме того, я волновалась за Дьюнн. Меня озадачило ее поведение. Было что-то высокомерное и властное в ее тоне, когда она обратилась к Ситон и Маккензи. И тут же мне на ум пришел еще один симптом из учебника: «У пациента часто возникают ложные иллюзии, мания величия…»

Извинившись перед Иудой, я побежала наверх. Эйлин лежала на кровати и плакала в подушку.

— Эйлин, ты в порядке? — Я тронула ее за плечо. — Ты не должна обращать внимание на этих двоих.

Она подняла голову и посмотрела на меня сквозь слезы.

— А, Kapp, это ты? Да пусть они катятся к черту, мне на них наплевать.

— Да, но послушай, — сказала я. — Ты действительно немного перегнула палку!

— Я всего лишь хотела помочь, — сказала она и уставилась в потолок в упрямом отчаянии.

— Ведь ты не очень любишь свою работу, верно? — осмелилась я спросить.

Она вдруг резко села и закричала на меня:

— Если хочешь знать, я ее ненавижу, как черт знает что! А теперь убирайся и оставь меня в покое.

Задетая ее словами, я вышла в коридор. Теперь я окончательно убедилась, что у Дьюнн расстроена психика.

Огорченная ее проблемами не меньше, чем своими, я рано легла спать. Ничего лучшего мне не оставалось. Ледяной тон Дэвида Коллендера эхом отдавался у меня в голове, а сам он явился мне даже во сне, гоняясь за Иудой по операционной с острым скальпелем наготове. Я проснулась очень рано и больше не смогла уснуть.

В конце концов я встала и пошла в ванную. Возвращаясь, я заметила свет под дверью Дьюнн.

Значит, она тоже не спала… И даже более того. Я услышала, как она ходит по комнате туда и обратно, разговаривая сама с собой.

Я подошла ближе и беззастенчиво приложила ухо к ее двери. То, что я услышала, заставило меня содрогнуться. Ее речь была похожа на какую-то невнятную тарабарщину.

Холодок прошел у меня по спине. С Дьюнн нужно что-то делать, решила я. Она явно нуждалась в осмотре психиатра.