Медсестра из Райминстера

Феррари Иви

Старшая сиделка Уильямс высказала наше общее впечатление:

— Дорогая моя, это восхитительно! Вы в программе — без всяких сомнений! Вы настолько хорошо это делаете, что можете быть профессиональной актрисой.

Дьюнн странно посмотрела на нее.

— Профессиональной актрисой? — Она засмеялась. — Да я делаю это достаточно хорошо, чтобы стать звездой!

Сопровождаемая изумленным шепотом, она покинула комнату.

Когда дверь за ней закрылась, все зашумели.

— Что она имела в виду?

Она что, разыгрывает нас?

— Она просто спятила!

— Темная лошадка эта наша Дьюнн!

Я была потрясена не меньше остальных, но имела на это более веские причины.

Не доказывал ли этот последний случай, что мои подозрения были справедливы?

Эксгибиционизм — не было ли это еще одним симптомом психического расстройства? Она возомнила себя звездой — это очень хорошо соответствовало теории о мании величия. Разве не был общеизвестен тот факт, что большинство психически ненормальных людей помешались, вообразив себя кем-то из знаменитостей?

Я должна была признать, что она талантлива, но каким образом ее талант мог быть связан с той тупостью, которую она проявляла при работе в палате? Может быть, у нее раздвоение личности? Тем не менее пародии Дьюнн привлекли к ней всеобщее внимание.

На следующий день, придя в палату, она еще сильнее, чем когда-либо, путалась в своих обязанностях, расстраивала пациентов, и все это закончилось грандиозной сценой с Шортер.

Началось с того, что у Шортер разболелся зуб, о чем сообщила мне миссис Литтл, когда я вышла на дежурство.

— Будьте осторожны, милочка, старшая сестра-сиделка сегодня похожа на медведя с головной болью. Она считает, что приближается абсцесс, так что лучше держитесь от нее подальше.

— Спасибо за предупреждение, — улыбнулась я.

Из промывочной постоянно слышался ядовитый голос Шортер:

— Сестра, не соизволите ли вы поторопиться там, у раковины? Нет, в самом деле, сестра! Вы только посмотрите, в каком состоянии вы оставили эти прорезиненные простыни! Сестра, вы что, не замечаете, что вас зовет пациентка? О чем вы только думаете за работой?

Чем больше Шортер раздражалась, тем медлительнее становилась Дьюнн. Она продолжала работать в своем неторопливом ритме, ее лицо порозовело, а глаза как-то странно поблескивали. Я все время держалась недалеко от нее, внимательно наблюдая за ситуацией.

В конце концов произошел взрыв.

Мы начали собирать ужин. Дьюнн ставила тарелки на тележку, и в это время на кухню ворвалась старшая сиделка.

— Сестра Дьюнн! Разве вы вымыли эту тележку?

— Да, вымыла, — вызывающе ответила Эйлин.

— Я не потерплю, чтобы со мной разговаривали в таком тоне! Эта тележка вымыта очень плохо. Возможно, вы великолепно умеете развлекать публику, но вы и в подметки не годитесь обычной посудомойке! Снимите

все эти тарелки и идите вымойте ее заново. Но предупреждаю вас, что, если ужин для пациенток задержится, я позабочусь, чтобы завтра об этом узнала старшая сестра!

Дьюнн побледнела как полотно, ее глаза загорелись. Я пыталась подать ей предостерегающие знаки, притаившись около раковины, но это не помогло.

— Сами мойте! — выкрикнула Дьюнн.

Старшая сиделка Шортер выпрямилась:

— Что вы сказали?

— Я сказала: мойте сами! Мне осточертело выносить такое отношение к себе. Мне нигде не было так плохо, как в этой палате. Вы постоянно говорите мне, что от меня нет никакого толку! А я, между прочим, живой человек. Я вам не ходячий термометр! — Она залилась слезами. — Работа — это еще не вся жизнь! А вы, похоже, думаете наоборот! Так заберите эту вашу чертову тележку и застерилизуйте ее хоть до смерти — точно так же, как вы простерилизовали свою жизнь от смеха и веселья!

К моему ужасу, в довершение всего она яростно пнула злосчастную тележку изо всех сил, и тележка покатилась на своих резиновых колесиках прямо к Шортер, роняя на пол тарелки.

Буквально через секунду тележка врезалась в Шортер, и она вскрикнула от боли. Я подбежала к Дьюнн, чтобы немного успокоить ее, но она вырвалась и побежала прочь по коридору.

— Вы в порядке, сестра?

— Да, разумеется! Не волнуйтесь!

Бледная и возбужденная, Глен Шортер направилась к телефону, оставив меня убирать осколки и наводить порядок.

Я все же очень переживала за Дьюнн и, как только закончилось мое дежурство, направилась прямиком к ее комнате. Дверь была заперта — это было как бы ответом мне, что она не хочет меня видеть и не откроет. Я по крайней мере испытала облегчение, убедившись, что она не совершила над собой никакого насилия. Я неохотно спустилась на ужин.

Нет надобности говорить, что вся клиника находилась в напряжении, ожидая развязки «восстания» Дьюнн. История эта вызвала множество толков, некоторые были убеждены, что Дьюнн нанесла Шортер тяжелые увечья.

Я закончила работу в пять часов и едва только пришла к себе в комнату, как ко мне вошла Дьюнн. Ее вид заставил меня буквально выпучить глаза. Она выглядела веселой и самоуверенной.

— Мне бы хотелось поговорить с тобой, Дженни, — сказала она. — Ты пыталась проявить ко мне дружеское участие, а я отнеслась к тебе пренебрежительно. Я чувствую, что должна с тобой объясниться.

— Да? — ответила я настороженно.

— Могу я сесть?.. Прежде всего ты должна знать, почему я такая безнадежно плохая медсестра. Понимаешь, всю жизнь я училась тому, чтобы играть на сцене. Единственный театр, где я буду на месте, — тот, где есть подмостки и рампа.