Медведь и соловей
Шрифт:
Вася увидела это и снова зажмурилась. Но она не могла все время сидеть в сене, набралась смелости и еще раз открыла глаза. Она осторожно сказала:
— Вы черт?
Небольшая пауза.
— Не знаю. Возможно. А что это? — голос существа напоминал голос доброй лошади.
Вася задумалась.
— Большое черное существо и огненной бородой и раздвоенным хвостом, которое хочет захватить мою душу и утащить меня для пыток в котел на огне.
Она посмотрела на человечка.
Он не подходил под описание. Его борода была белой, густой, и он развернулся,
— Нет, — ответил он. — Вряд ли я черт.
— Вы правда здесь? — спросила Вася.
— Иногда, — ответил человечек спокойно.
Вася не успокоилась, но после раздумий решила, что «иногда» — неплохой ответ.
— Ладно, — она повеселела. — Что вы такое?
— Я ухаживаю за лошадьми.
Вася мудро кивнула. Если было существо, ухаживающее за домом, то должно быть такое для конюшен. Но девочка была осторожна.
— В — все вас видят? Они знают, что вы здесь?
— Конюхи знают, по крайней мере, оставляют подношения в холодные ночи. Но никто меня не видит. Кроме тебя. И другой, но она не приходит, — он поклонился к ее сторону.
Вася смотрела на него с растущим ужасом.
— А домовой? Никто его тоже не видит, да?
— Я не знаю, что за домовой, — ответило маленькое существо. — Я из конюшен, из зверей, что живут здесь. Я не выхожу, если не тренирую лошадей.
Вася открыла рот, чтобы спросить, как он это делает. Он был не выше нее, а все лошади были намного выше нее. Но тут она услышала голос Дуни. Она вскочила на ноги.
— Я должна идти, — сказала она. — Я увижу вас снова?
— Если захочешь, — ответил он. — Я еще ни с кем не говорил.
— Меня зовут Василиса Петровна. А вас?
Существо задумалось на миг.
— У меня не было имени, — сказал он и задумался снова. — Я — вазила, дух лошадей, — сказал он. — Думаю, так меня можно звать.
Вася кивнула с уважением.
— Спасибо, — сказала она, а потом повернулась и спустилась с приставной лестницы. По пути она убирала солому из волос.
* * *
Летели дни и времена года. Вася росла, научилась осторожности. Она не говорила с существами, пока не оставалась одна. Она меньше кричала и бегала, меньше тревожила Дуню и избегала Анны Ивановны.
Ей удавалось, почти семь лет прошло в мире. Если Вася и слышала голова среди ветра или видела лица среди листьев, она их игнорировала. Почти все. Вазила стал исключением.
Он был простым существом. Как и все домашние существа, он появился, когда построили конюшню, и ничего до этого не помнил. Но у него была щедрая простота лошадей, и за шаловливостью у Василисы была устойчивость, хоть она не знала об этом, и это нравилось духу конюшни.
Вася уходила туда, когда удавалось. Она могла часами наблюдать за вазилой. Его движения были нечеловечески легкими и умелыми, он лазал по спинам лошадей, словно белка. Буран в это время стоял как камень. Со временем Вася принялась помогать ему, принося нож и гребень.
Первые уроки вазилы касались ухода, лечения и починки. Но Вася была нетерпеливой, и вскоре он
Он научил ее говорить с лошадьми.
Это был язык взгляда и тела, звука и жеста. Вася была довольно юной, училась быстро. Вскоре она приходила в конюшню не только ради комфорта сена и тепла, но и для общения с лошадьми. Она сидела там час и слушала.
Конюхи прогнали бы ее, если бы поймали, но они редко замечали ее. Порой Вася переживала, что они найдут ее. Она прижималась к стене, обходила лошадь и убегала, а конюх не успевал и голову поднять.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
12
Священник с золотыми волосами
В тот год, когда Василисе Петровне исполнилось четырнадцать, митрополит Алексей планировал коронацию князя Дмитрия Ивановича. Семь лет митрополит был регентом, он планировал, строил отношения и разрывал связи, вызывал людей для боя и отправлял их домой. Но когда Дмитрий повзрослел, Алексей, видя его смелость и уверенность, сказал:
— Хорошего жеребца нельзя оставлять на пастбище, — он начал планировать коронацию. Шились мантии, везли меха и камни, а мальчика отправили в Сарай просить поблажки у Хана.
И Алексей продолжал тихо выглядывать тех, кто будет против коронации князя. И тогда он узнал о священнике по имени отец Константин Никонович.
Константин был довольно юным, да, но, к счастью (или нет), был обладателем ужасной красоты: волос цвета золота и глаз цвета голубой воды. Его знали за его набожность, и, несмотря на юность, он побывал во многих местах — до Царьграда на юге и Эллады на западе. Он читал на греческом, знал теологию. У него был голос ангела, и люди плакали, когда слушали его, и поднимали взгляды к Богу.
А еще Константин Никонович рисовал иконы. Такие иконы люди еще не видели, они словно вышли из — под пальца Бога, чтобы благословить испорченный мир. Его иконы уже копировали в монастырях северной Руси, и шпионы Алексея рассказывали ему о мятежных толпах, о женщинах, что рыдали, целуя нарисованные лики.
Эти слухи тревожили митрополита.
— Я избавлю Москву от этого златовласого священника, — сказал он себе. — Если его так любят, его голос может настроить людей против князя.
Он думал, как с этим разобраться.
Пока он думал, прибыл гонец из дома Петра Владимировича.
Митрополит сразу вызвал его. Гонец прибыл, все еще в пыли и уставший, пораженный блеском вокруг. Но он встал прямо и сказал:
— Отец, благослови, — он лишь раз запнулся.
— Господь с тобой, — сказал Алексей, рисуя крест. — Скажи, что привело тебя так далеко, сын мой.
— Священник Лесной Земли скончался, — объяснил гонец, сглотнув. Он ожидал, что будет рассказывать о деле не такому важному человеку. — Славный отец Семен ушел к Господу, и мы остались на произвол судьбы, как сказала госпожа. Она просит прислать другого, чтобы мы не пали в дикость.