Медведь и соловей
Шрифт:
— Что ж, — тут же сказал митрополит, — ваше спасение уже близко.
Митрополит Алексей отпустил гонца и послал за Константином Никоновичем.
Юноша прибыл к нему, высокий, бледный и румяный. Его темная мантия оттеняла красоту волос и глаз.
— Отец Константин, — сказал Алексей, — вас призвал к заданию Господь.
Отец Константин промолчал.
— Женщина, — продолжал митрополит, — сестра Великого князя, прислала гонца с просьбой о помощи. Его деревня — стадо без пастуха.
Лицо юноши не переменилось.
— Вы отправитесь помочь ей и ее семье, — закончил
— Батюшка, — сказал отец Константин. Его голос был таким низким, что это пугало. Слуга рядом с Алексеем охнул. Митрополит прищурился. — Это честь. Но у меня уже есть работа среди жителей Москвы. И здесь мои иконы, которые я нарисовал для величия Бога.
— В Москве нас много, — ответил митрополит. Голос юноши успокаивал и пугал одновременно, Алексей с опаской смотрел на него. — И никто не остался у душ в той глуши. Нет, это должны быть вы. Вы уезжаете через три недели.
«Петр Владимирович чувствителен», — подумал Алексей. Год на севере убьет этот мятеж или хотя бы притупит его. Лучше, чем убивать его, иначе люди растащат его плоть на реликвии и сделают его мучеником.
Отец Константин открыл рот. Но он заметил взгляд митрополита, твердый, как кремень. Стражи стояли по бокам, за дверью их было еще больше, и у них были большие алые пики. Константин подавил ответ.
— Уверен, — тихо сказал Алексей, — что у вас много дел перед отъездом. Господь с тобой, сын мой.
Константин с белым лицом, кусая губу, склонил голову и развернулся. Его тяжелая мантия затрепетала и хлопнула за ним, он покинул зал.
— Вот и выход, — пробормотал Алексей, хоть ему было не по себе. Он налил квас в чашку и выпил залпом.
* * *
Летом дороги поросли травой и высохли. Солнце мягко светило на сладко пахнущую землю, после слабых дождей в лесу сверкали цветы. Но отец Константин не видел этого. Он ехал рядом с гонцом Анны, его губы белели от гнева. Его пальцы болели, желая кисти, оттенки и дерево в прохладе его комнаты. Он тосковал по людям, их любви, жажде и робкому рвению, к тому, как они тянули к нему руки. Митрополит темнил. И теперь его выгнали, потому что люди любили его.
Что ж. Он обучит деревенского мальчишку, назначит его на место и вернется в Москву. Может, отправится южнее в Киев или на запад в Новгород. Мир был большим, и Константин Никонович не собирался гнить на ферме в лесу.
Константин неделю кипел, а потом естественное любопытство взяло верх. Деревья становились все больше, пока они забирались глубже в глушь: огромные дубы, высокие, как купола церквей, сосны. Яркие луга становились все меньше, и по сторонам потянулся лес, свет был зеленым, серым и лиловым, тени были густыми, как бархат.
— Какая земля у Петра Владимировича? — спросил Константин одним утром. Гонец вздрогнул. Они ехали неделю, и красивый священник открывал рот только для еды.
— Очень красивая, батюшка, — ответил с уважением мужчина. — Деревья как соборы, ручьи со всех сторон. Цветы летом, фрукты осенью. Холодно зимой.
— А хозяева? — спросил Константин, невольно испытывая любопытство.
— Петр Владимирович — хороший человек, — сказал мужчина с теплом в голосе. — Порой
— А хозяйка?
— О, хорошая женщина. Не как прошлая госпожа, но все равно хорошая. Не вредит, — он посмотрел на Константина, пока говорил, и отец Константин задумался, что гонец не рассказал.
* * *
В день, когда прибыл священник, Вася сидела на дереве и говорила с русалкой. Когда — то Васе было не по себе от такого общения, но теперь она привыкла к зеленокожей наготе женщины и стекающей постоянно воды с ее бледных волос. Она сидела на толстом суку с кошачьей безмятежностью, расчесывала длинные пряди. Гребень был сокровищем русалки, если ее волосы высохнут, она умрет, а гребень призывал воду. Присмотревшись, Вася видела, как с зубцов гребня течет вода. Русалка любила плоть, она ловила оленят, что ходили пить к ее озеру на рассвете, и порой юношей, что ходили тут в середине лета. Но Василиса ей нравилась.
День был поздним, свет падал на них, и волосы Васи блестели, а русалка казалась зеленоватым призраком в облике женщины. Водный дух была старой, как само озеро, порой удивленно смотрела на Васю, наглое дитя нового мира.
Они стали друзьями при странных обстоятельствах. Русалка украла мальчика из деревни. Вася увидела, как юноша пропал, захлебываясь, и зеленые пальцы тянули его в озеро. Вася была ребенком, горела силой своей смертности и могла побороть русалку. Она вытащила мальчика из озера. Они выбрались на берег, мальчик был в синяках, сплевывал воду, смотрел на Васю с благодарностью и страхом. Он отцепился от нее и побежал в деревню, как только ощутил землю под ногами.
Вася пожала плечами и пошла за ним, выжимая воду из косы. Она хотела суп. Но в весенних сумерках, когда каждый листок и травинка выделялись черным в синеватом воздухе, Вася вернулась к озеру. Она села на краю, опустила ноги в воду.
— Ты хотела съесть его? — спросила она у воды. — Ты не можешь найти другое мясо?
Тишину заполнял шелест листьев. А потом…
— Нет, — сказал трепещущий голос. Вася вскочила на ноги, посмотрела на листья. Ей чудом удалось заметить изгибы обнаженной женщины. Русалка сидела на ветке, что — то сияющее белое было в ее руке. — Не мясо, — сказало существо, пожав плечами, волосы ниспадали водопадами на ее кожу. — Страх и желание… но ты этого не знаешь. Это обогащает воду, питает меня. Умирая, они знают истинную меня. Иначе я буду лишь озером, деревом и водорослями.
— Но ты их убиваешь! — сказала Вася.
— Все умирают.
— Я не дам тебе убивать мой народ.
— Тогда я пропаду, — сухо ответила русалка.
Вася задумалась на миг.
— Я знаю, что ты здесь. Вижу тебя. Я не умираю, не боюсь, но… вижу тебя. Я могу быть тебе другом. Этого хватит?
Русалка с любопытством посмотрела на нее.
— Возможно.
И Вася держала слово, приходила к русалке, и весной она бросала цветы в озеро. Русалка не умирала.
Русалка взамен научила Васю плавать так, как никто не мог, лазать по деревьям как кошка, и они развлекались, устроившись на ветви с видом на дорогу, когда Константин приблизился к Лесной Земле.