Медвежьи углы
Шрифт:
Воробьишки
Случайно в нашем Ботаническом Саду тогда оказался и на пустую скамейку сел. Солнечно было и самшитом пахло, и я сидел, сжимая в руках рюкзачок, нюхал и щурился. А когда эти мужчины подошли к соседней, пустой скамейке, я ими сразу заинтересовался. Восемь их было, семерым под шестьдесят, а восьмому около 20-ти. Стали они кружком, молодой в центр круга крошек хлебных набросал, а потом один из стариков громко хлопнул в ладоши, остальные сказали «Аминь» и превратились в воробьев. Крупные красавцы воробьи стали жадно склевывать эти крошки, потом в песке купаться, а после и вовсе разлетелись. Волшебно это было, волшебно!
Месяц я после этого взгляда там не появлялся, стыдно было.
А один раз я сильно на работу опаздывал и решил через Сад дорогу срезать. Там они меня и ждали, все восьмеро.
— Неужели целый месяц сюда ходили! — ужаснулся я.
Стояли у меня на пути кучкой и смотрели, один из них шел мне навстречу и громко что-то говорил, а друзья сзади его подбадривали. И вот мы сошлись. На меня смотрел седой крепкий дед с монгольским лицом. «На японца похож», — мелькнуло в голове.
Старик прижал руку к сердцу и сказал:
— Вы должны нам помочь. Без вас все не так получается.
— Что не получается? — настороженно спрашиваю я.
— Мы не знаем, — беззащитно улыбнулся «японец», — сами не понимаем, причем здесь вы, и почему именно вы должны сидеть на садовой зеленой скамейке и удивленно на нас пялиться, теперь это часть нашего ритуала. Нас не пускают в воробьи без вас.
— Хе! Ну да? — потеплело мне.
— Давайте вы опять просто будете сидеть на соседней скамейке и с удивлением пялиться на нас.
— Ладно — застенчиво ответил я.
— Он согласился! — прокричал своим старик, те ответили радостным гулом и разошлись.
Приходим мы, как и раньше, порознь. Увидев меня, они улыбаются, машут руками, я отвечаю им кивками головы и улыбками, потом они становятся кружком и…
А если я занят, то так им и говорю:
— Собираемся тогда-то и тогда-то, а они кивают и усердно записывают назначенное мною время — не дай Бог забудут!
Простудиха
Вероятность подхватить в переполненном транспорте какое-нибудь воздушно-капельное заболевание — это не вероятность, а одна из вероятностей.
Простудиха, например, никогда не ездила в полных троллейбусах, даже в полуполных не ездила. Работать же невозможно! Ей было нужно с удобствами расположиться на сиденье у окна, присмотреться к пассажиру, почувствовать его, вступить с ним во внутренний монолог, а уж потом заразить, как водится.
Она была не из тех, кто вспархивает в едва открывшиеся двери рогатой машины на
Нет, она тряслась на метро, потом на маршрутке, шла по зимней слякоте, брела к депо, чтобы сесть на конечной троллейбуса, усаживалась в «правильное» место и начинала свой путь, зорко присматривая клиента.
Сегодняшний рабочий день ей дал времени остановок пять поскучать, подумать. Мечты были традиционно зимние — о лете. О пиявках в лужах, о лягушачьем гомоне после летнего дождя, о клопах-вонючках, что сыпались с изможденной июльской сирени.
— Водитель, билет! Да, столько! Нет, мелких нет! Сами в такси и езжайте, а мне обязаны дать сдачу, — говорила девушка средней стройности со среднечерными плохо покрашенными волосами и подружкой такого же вида.
— Ага-ага… — начала настраиваться на девушку Простудиха.
Сели девушки в самом конце троллейбуса, но Простудиха все прекрасно слышала, а если хотела увидеть жертву, на то у нее зеркальце было. Очень даже невинный маневр — захотелось старушке на себя в зеркало посмотреть, на морщины свои благородные, а сама ррраз и на клиента сзади, чо он там…
— Я в шоке, просто в шоке! Какие они все-таки скоты! Пусть подкатится только завтра, я его просто убью.
— Ни завтра, ни послезавтра не убьешь, — оппонировала ей Простудиха. — Температура 38 и постельный режим.
— А я тебя предупреждала. А ты «не может быть! Не может быть!» — пищала ее подруга.
— Может! — соглашалась Простудиха, — сильные головные боли, слезящиеся глаза, и… — задумалась она.
— Ой, блин! Чуть не проехали! — всполошились девушки.
— Водитель, открой заднюю дверь! Дверь открой, гад! — просились на выход они.
— Да ну его! Давай с другой стороны выйдем, — сказала одна другой.
Они процокали мимо Простудихи. На одной из девичьих поп была нарисована кошачья попа.
— И… И понос! — возмущенно пыхнула пожеланием вслед хозяйке напопного кота.
— Ага-ага! — удовлетворенно сказала Простудница, наблюдая, как забегала одна из девица по остановке. Понос быстрого действия. Нечего на попах мурзиков разводить. Простудница была самозабвенная кошатница.
— Скажите, будьте любезны, этот транспорт на Пресню идет? — вопрошала водителя и пассажиров крайне интеллигентная старушка в сиреневой шляпке и желтом пальто.
— Ага-ага! — задумалась о старушке Простудница, — «Ах! В 60-е мы бегали в Политех слушать поэтов. И Женечка был такой эффектный, и Беллочка была молода», — видимо как-то так у вас, — размышляла о бабке Простудница. — Щас сбацаем тебе насморк и кашель, будешь в телефонную трубку сипеть: «Ах! Совершенно не понимаю, зачем меня понесло в город, я чувствовала же, что надо эту слякоть дома пересидеть, а теперь, голубчик, ты не представляешь в каком я плачевном состоянии!» — пообщалась с бабушкой Простудница.