Медвежий вал
Шрифт:
Дыбачевский сидел в комнате один. Принял он Крутова радушно, подал руку, предложил стул.
Крутов видел, что вызван не для пустых разговоров. Время позднее, давно уже спать пора, но генерал сидит, а ведь он тоже человек. Его так и подмывало ответить на душевность душевностью, сказать: «Товарищ генерал, бросьте волынку, говорите прямо, зачем я вам нужен?» Но он побаивался. Краем уха слышал, что полагаться на генеральскую любезность не следует, в любой момент может вспылить, «поставить на место». Генерал нахмурил брови:
— Вот
— А как же! Командир полка пишет, не кто-нибудь!
— Тогда представьте себя на моем месте: я, генерал, доверился этой характеристике, а офицер оказался не на высоте, не выполнил приказа. С кого спросить?
— Приказ есть приказ, и его обязаны выполнять. Ну, за рекомендацию тоже спрос, пишешь — знай на кого. Так я считаю, товарищ генерал!
— Тогда к делу. Намерен, поручить вам очень важную задачу. Результатами интересуется командарм. Если вы так же строги окажетесь к себе, как к другим, — задача вам по плечу. Вам даже легче, чем другим, вы фронтовик, знаете топографию, к лесу не привыкать. Я ведь тоже знаю, что за штука — лес. В Сибири жил, в некотором роде земляком вам прихожусь...
И Крутову было предложено возглавить разведывательную группу, перейти линию фронта и обширным лесным массивом, прилегающим к Акатовскому озеру, выйти в тыл немцам, чтобы там разведать, где они готовят оборонительные рубежи.
— Народ подобран хороший, местность — сам видишь, лучшей не придумаешь для такого дела, — генерал развернул карту.
Щемящий холодок перекинулся из груди в окончательно еще не зажившее плечо Крутова, и там заныло тупо, неприятно.
В разведку! Какой желанной казалась ему сейчас рота!
Он смотрел на карту, а в голове, помимо воли, билась мысль: «А может быть, это еще не окончательно, есть еще время отказаться?» Но нет, это только так водится, что генерал спрашивает согласия — хочешь иди, нет — отказывайся. Все уже десять раз обдумано и решено.
Дыбачевский испытующе наблюдал, а Крутов думал и все не мог решиться. Испытав на собственной шкуре, что за штука война, он теперь опасался того, о чем когда-то, будучи помоложе, мечтал с такой страстью. В разведке придется все решать быстро, без колебаний, а спросить «прав — не прав» будет не у кого. На передовой, что ни случись, — за плечами рота, люди, с которыми ешь и пьешь из одного котелка, греешься у одного костра, живешь бок о бок в одном окопе. А тут? Будто сквозняком потянуло по голому телу. Он выдавил никчемные осторожные слова:
— А справлюсь ли?
Генерал пожал плечами, ответил холодно:
— Свободных людей нет, пришлось вас из резерва брать. — И повторил свое: — Вам легче, чем другим: фронтовик, коммунист...
Отказываться теперь значило
— Ну, так как? — спросил генерал и нетерпеливо побарабанил пальцами по столу: некогда, мол!
На нетерпение генерала Крутов не обратил внимания: не грех и подумать. Но поскольку все было решено, ответил по-деловому, вопросом:
— Когда прикажете приступить к выполнению задачи?
— Утром примете группу, днем вместе посмотрим, что и как, а вечером «сабантуй» — и в путь! — Генерал был доволен, что окончилась самая неприятная часть разговора.
Непоколебима сила воинской дисциплины, велика генеральская власть, без лишних слов может он поднять в атаку полк, а вот когда надо с глазу на глаз безапелляционно заявить человеку: «Умри, но сделай!», — генерал каждый раз испытывал неловкость. Может быть, потому, что сам к этому был не готов. Как там ни говори, а самая справедливая характеристика лежит у каждого на дне души.
Удовлетворенный тем, что все уладилось, он тиснул Крутову руку на прощанье:
— Идите, отдыхайте. А там — в путь!
Глава вторая
Черной стеной, как покинутая людьми старая крепость, молчаливый и задумчивый стоял осенний лес. Озаренное светом далеких пожаров, всей грудью лежало на его острых зубцах пламенеющее багряное небо. Перед самым лесом, за небольшой полоской поля, находилась деревня. Крыши ее домов и высокие ветлы глыбами врезались в охваченное заревом небо.
Группа разведчиков вышла из лесной чащи.
Задетая чьим-то плечом, с шорохом скользнула упругая ветка по заскорузлому от сырости ватнику.
— Деревня! — Крутов остановился, глянул на компас. Когда холодная голубая искра перестала метаться, сказал уверенно: — Бель-Карташевская.
Разведчики некоторое время наблюдали за селением. Тишина. Ни одного огонька в окнах невысоких, приземистых домишек. Крутов решил подойти к самой крайней избе: она стояла на отшибе.
Неслышно ступая след в след, как молодые звери за матерым вожаком, разведчики подошли к избе и, держа оружие наготове, вновь осмотрелись. Тихо, одним пальцем, Крутов постучал в окно.
В избе зашаркали чьи-то ноги, к стеклу приникло обеспокоенное старческое лицо.
— Эй, отец, выдь на минутку, — приглушенно сказал Крутов.
— А вы кто?
— Свои, отец, не бойся!
— Свои ноне все больше по лесам... Что надо?
— Поговорить!..
— Вон через три хаты от меня староста живет, к нему и ступайте. А нам не велено...
— Ладно, отец, хватит. Открывай!
Разведчики слышали, как скрипели в избе половицы, как загремело упавшее ведро; наконец стукнула в сенцах щеколда. В накинутом на плече кожушке показался старик.