Мегагрант
Шрифт:
– Получено ли одобрение этического комитета продолжать операции после смерти пациента?
– Все трансплантации проводятся после получения одобрения этического комитета. И этический комитет рассматривает каждый конкретный случай. Это экспериментальная работа, и мы никогда не утверждали ничего другого. Мы не можем и никогда не гарантировали пациентам долгую жизнь (однако в каждом случае надеемся на это и стремимся к этому), и все они были осведомлены об этом на сто процентов. Они просто хотели использовать свой шанс, не имея других альтернатив. Конечно, мы бы хотели, чтобы технология стала настолько совершенной, что дало бы возможность спасти и продлить жизнь многих людей. Но для этого надо продолжать
Вскоре после выхода этого интервью мы оказались в Краснодаре и вечером в полупустом ресторане гостиницы «Хилтон» продолжили разговор. Паоло был относительно спокоен и впервые за последнее время настроен на серьезную беседу.
– Паоло, как-то в одну из первых наших встреч пять лет назад, я спросила: «Вы никогда не сомневаетесь?» И ты ответил: «Никогда». А сейчас?
Он сделал глоток кофе, раздумывая, потом сказал:
– По сути, так же, но сейчас я бы уточнил, в чем именно не сомневаюсь. Если ко мне приходит человек, которому нужна моя, именно моя, помощь, у которого нет шансов, которому отказали все остальные, отказали официально и официально сообщили, что никаких методов, принятых сегодняшней медициной, чтобы ему помочь, не существует, имею ли я право ему отказать? Как врач и как мужчина считаю, что - нет. Если есть хоть маленький шанс, его нужно использовать, вот в этом я не сомневаюсь никогда.
– Но если говорить о Юле, она ведь, возможно, могла бы прожить дольше без трансплантации?
– Не могла бы, или, если бы очень повезло, не намного. Не забывай, что ей до того, как она оказалась у нас, сделали больше десяти (!) операций, на ней живого места не было, она сама чистила свою рану!
– Он извинился за горячность и продолжал уже спокойно: - Существуют ведь объективные критерии, на основании которых мы можем дать прогноз. Мы не занимаемся волюнтаризмом, мы отбираем пациентов, только если они соответствуют критериям включения. Так устроены клинические исследования, и мы обязаны соблюдать их правила. Ну, а главное, - какая это была бы жизнь! Та, недолгая жизнь. Без возможности передвигаться, без любви, без секса, ребенок боялся ее из-за отверстия в горле.
– Эти вещи важнее самой жизни?
– Для меня - да, но это не является определяющим, когда я соглашаюсь на операцию.
– А может быть, метод не работает? Дает эти самые дополнительные несколько месяцев, и все?
– Может быть. А может быть, он еще несовершенен. Поэтому мы пытаемся учесть наши ошибки. Дорис Тейлор как-то сказала: «Всего мы никогда не узнаем, но мы должны узнать достаточно, чтобы сделать технологию безопасной».
Спустя несколько дней профессор Порханов продолжил ее мысль. Это произошло в краевой больнице, поздно вечером, когда рабочий ритм замедлился настолько, что можно было задать главные вопросы. Владимир Алексеевич был очень серьезен:
– Не все природа отдает нам так быстро.
Паоло неторопливо шел по Красной улице - это была главная центральная улица Краснодара с живописной двухэтажной застройкой и старыми уже липами, от которых в мае шел удивительный запах. По Красной проходил его ежедневный маршрут от гостиницы «Хилтон» в университет и обратно, всего около пятнадцати минут пути. Неторопливо он шел потому, что за ним следовал телеоператор с камерой, а рядом - молодая девушка-корреспондент, которая расспрашивала его о жизни здесь. Он отвечал, как всегда дружелюбный, как всегда обаятельный, но думал совсем о другом, чем он вовсе не хотел делиться с прессой.
Например, о том, что сегодня вечером после работы его маршрут изменится. Сегодня среда, а по средам у него уроки музыки. Его не выучили музыке в детстве, и он считал это пробелом в своем образовании. Помимо основной профессии каждый человек, по его мнению, должен знать несколько языков и владеть
Эти занятия привнесли новые краски в его здешнюю жизнь, и он каждый раз ждал их с нетерпением. Сотрудники его лаборатории, наверное, решили, что он сошел с ума, но они просто не понимают, как ему сложно, насколько силен этот прессинг отовсюду, и как ему необходимо хотя бы на пару часов забыть обо всем. Вот сейчас, когда он говорил с этой очаровательной девушкой, забыть не получалось. Он продолжал думать. Думать, что делать дальше, какой искать выход. Возможно, всему виной синтетический каркас, который в какой-то момент начинает отказывать, а возможно, это просто не такой каркас, который нужен, и надо его улучшать. Во всяком случае, кое-что они все-таки показали - эта технология может продлить жизнь умирающего пациента на два и даже три года. Не так мало, если продолжать работать над более совершенными технологиями, которые потом дадут его пациентам больше.
О чем он мечтал сильнее всего, хотя, как хирургу, ему такие мысли не должны приходить в голову, так это о том, чтобы вообще отказаться от любых операций. Не касаться пациента. Тело настолько совершенно, что способно сформировать орган, надо лишь ему помочь, используя клетки...
До него донесся голос корреспондента:
– Профессор, можно я повторю последний вопрос?
Он извинился, кивнул.
– Что необходимо, чтобы достичь успеха в науке?
– Никогда не останавливаться. Никогда.
Эпилог. 2015
FDA, куда Дэвид Грин и его компания обратились за разрешением на клинические исследования тканеинженерной трахеи в США, проанализировав предыдущие случаи, предварительно признала эту технологию перспективной, особенно для неоперабельных онкологических больных. Чиновники этой организации подсчитали, что средняя продолжительность жизни пациентов после операций, проведенных на основе данной технологии в Западной Европе, России и США (один случай), равняется двадцати двум (22) месяцам. Это дает основание рассматривать возможность клинических исследований с тридцатью пациентами. Заявка находится в стадии рассмотрения,
А в России идет работа над созданием собственного усовершенствованного каркаса для трахеи.
Клаудиа, первая пациентка профессора Маккиарини, которая уже шесть лет живет с новой трахеей, чувствует себя хорошо. Она воспитывает детей и работает ассистентом дантиста в Барселоне.
Жадыра, первая российская пациентка, окончила университет и живет в Астане.
В Краевой больнице Краснодара была проведена еще одна трансплантация - пациенту из Крыма, для которого эта операция долгое время была невозможна из-за того, что он был гражданином Украины. Политические события повлияли коренным образом на судьбу больного - когда Крым стал частью России, он получил право на бесплатную трансплантацию в российской клинике.