Мегамир
Шрифт:
— Все на месте? — осведомился Ногтев.
Дмитрий по сигналу брызнул на канаты растворителем, те лопнули с мягким синтетическим звуком. Гондолу резко дернуло вверх и в сторону. На этот раз на ногах удержались все, опыт быстро появлялся.
— Ветерок, — сказал кто-то с тревогой. — Экспресс!
За первый день после посадки они покрыли территорию, если считать в пересчете на свои размеры, Европы, Азии и двух сотен обеих Америк. Ногтев хмурился, грыз ногти. Слишком велик простор, человечество не готово... Если оставить здесь крохотную станцию, все равно, что дать им в распоряжение
Когда летели над лесом, навстречу метнулось несколько птиц. Первая пролетела так близко, что шар закачался, гондолу мотнуло. В руках Дмитрия мгновенно появилось ружье, хлопнул выстрел. В ответ раздался такой страшный птичий крик, что вся стая, раскачивающая «Таргитай» в воздушных ямах, рассеялась в панике.
Птица камнем рухнула вниз, отчаянно забила крыльями, пронеслась над кустами.
— Неплохой выстрел, — одобрил Ногтев.
— Плохой, — возразил Кравченко. В его добрых глазах стояло осуждение. Клей попал прямо в клюв! Теперь помрет с голода. Почему бы ни стрельнуть в глаз или вообще...
— Вот беда, — сказал Ногтев, но огорчения в голосе не было.
Дмитрий закинул ружье за спину, развел руками с самым невинным видом:
— Стрелял в клюв, потому что пташечка уже распахнула его на нашего уважаемого эскулапа. А клювик будь здоров, как ворота в паровозное депо! Если бы она прицелилась цапнуть его глазом или этим «вообще»...
Он ушел, провожаемый одобрительными смешками. Кравченко растерянно смотрел ему вслед:
— Когда он появлялся на станции с незапланированной добычей, всякий раз оказывалось, что «оно напало первым». Удивительный человек! На него нападают даже безобиднейшие мошки, златоглазки, личинки. Естественно, он только реализует свое право на самооборону! Ничего больше.
Глава 25
Кирилл напряженно рассматривал проплывающую внизу землю. Раньше считал, что с большой высоты воспримет ее как прежний житель Большого Мира, но что-то не давало вернуться к прежнему состоянию. Сейчас под ним проплывал не лесок с тоненькими березками, а целые миры, где каждый листок — квартира, ветка — улица многоэтажных домов, а дерево — громадный город. Или просто ждущее хозяина изобильное пространство, равное по площади губернии. А вот тот островок в десяток деревьев — государство, величиной с Нидерланды.
Внизу змеился небольшой ручеек, такие перешагивал запросто, но все-таки видел широкую стремительно бегущую реку, полную водопадов, порогов, водоворотов...
— Выбираете место для нового города? — раздался над ухом зычный голос.
Кирилл подвинулся, давая место на мостике Ногтеву, хотя на площадке мог поместиться весь экипаж, включая ксерксов. Ногтев щурился от солнца, в его глазах была насмешка, понимание, предостережение.
— Тогда уже для столицы, — ответил Кирилл в тон. — Чего мелочиться? Любой участок годится.
— Конечно. Даже в самом безводном районе, где люди не живут,
— Безжизненных районов нет?
— Разве что в Антарктиде... Да и то отсрочка на время. Впрочем, среднеклиматическую полосу осваивать и заселять десятки тысяч лет! Даже если перенести сюда все население Земли, предложить самый дикий прирост...
Ногтев поинтересовался словно невзначай:
— Полагаете, прирост населения увеличится?
— Обязательно. Одним ребенком ограничиваются не по случаю занятости родителей, что бы там не говорили брехливые демографы. Прокормить трудно! На каждого ребенка нужно еще одну зарплату... А здесь даже родителям не надо думать о хлебе.
Ногтев смотрел на него с веселым интересом:
— Кирилл Владимирович, я вас не узнаю! Всегда такой точный, выбирающий слова... э-э... отточенные термины, семь раз отмеряющий, прежде чем притронуться к ножницам! Да вы ли это?
Кирилл ответил с неудовольствием:
— Ну... специалисты клянутся, что все репродуктивные функции сохранены.
— Кирилл Владимирович, вы ведь ученый. Во всяком случае были ученым, который верит только эксперименту.
— На станции одни мужчины, — напомнил Кирилл.
— А Фетисова?
— Ах да, Фетисова...
Ногтев понимающе засмеялся, глядя на обескураженного Кирилла. Фетисова настолько преуспела в непонятном стремлении быть мужчиной и лучше мужчин, что не только мирмеколог забыл о ее принадлежности к иному полу.
«Таргитай» шел над зарослями рододендрона и соснового стланца, над ковром бессмертников и хрустальных трав, над красочными лишаями на глыбах морены, над лесными ручейками, полянами, холмами, сухостоем и каменными осыпями. Даже Ногтев видел, что для жизни годится любое место. Везде может разместиться целый город, целая страна...
Неслышно поднялась к ним Саша, отрапортовала:
— Капитан, мы готовы продолжать полет всю ночь!
— Намек понял, — ответил Ногтев. — Кирилл Владимирович, вы планировали вторую посадку сделать сегодня? Для ночлега?
— Из графика не выбиваемся, — сказал Кирилл, он украдкой рассматривал Сашу, — так что можем и сегодня. Командуйте посадку.
— А куда именно?
— Просто вниз. Мы ведь проверяем выживаемость?
— Кирилл Владимирович, давайте без ухарства. А то я смотрю, вы уже перещеголяли кое в чем наших бравых десантников... Вон Саша как на вас смотрит...
Саша фыркнула негодующе. Кирилл поспешно отвел глаза в сторону:
— Мы даже в реке не утонем, если в нее попадем.
Ногтев сам уменьшил огонь в горелке. Он любил управлять подачей пропана, чувствовалась мощь. Двигатель гудел, взревывал, а этих звуков так недоставало еще с той поры, как из кабины стратосферного истребителя Ногтев пересел в директорское кресло.
Шар начал терять высоту. Верхушки мегадеревьев поднимались навстречу, проносились над гондолой, вырастая и вырастая, наконец зеленая гора пошла слева на уровне «Таргитая». Впереди вырастал новый зеленый кряж, уже различались отдельные иголки, каждая с бревно, однако Ногтев сделал маневр, шар подпрыгнул, гора проплыла внизу, затем гондола резко пошла вниз.