Мегрэ и старики
Шрифт:
Во время обеда на террасе он вдруг вспомнил литографию в спальне своих родителей. Наверное, ее купила и повесила там его мать. Она была в белой рамке, сделанной в стиле начала века. На литографии молодая женщина в платье принцессы, в шляпе со страусовым пером и с зонтиком в руке стояла на берегу озера.
Выражение ее лица, как и окружающий пейзаж, были исполнены меланхолии, и Мегрэ был уверен, мать находила это изображение поэтичным. Может, это соответствовало поэзии того времени?
История Изабель и графа де Сент-Илера воскресила
И вот на фотографии, замеченной утром в спальне графа, он вновь увидел тот же силуэт, платье того же фасона и точно такую же меланхолию.
Он не сомневался, что это была фотография Изабель, сделанная в 1912 году, когда она была еще юной и когда с ней познакомился будущий посол.
Она не была крупной, а из-за корсета, по-видимому, талия у была тонкой, а бюст пышным. Портрет дополняли тонкие черты лица, маленький рот и светлые глаза — серые или голубые.
— Что мне делать, шеф?
— Присядь.
Ему нужен был кто-то, чтобы контролировать его впечатления. Пачки писем были разложены перед ним по годам, он брал их одно за другим и читал — не полностью, разумеется, это заняло бы несколько дней, — а отдельные фрагменты.
«Мой милый друг… Дорогой друг… Нежный друг…»
Позднее, возможно потому, что их общение стало более тесным, она начинала письма просто «Друг мой».
Сент-Илер сохранил конверты с марками разных стран. Изабель много путешествовала. К примеру, на протяжении многих лет письма, датированные августом, приходили либо из Баден-Бадена, либо из Мариенбада, аристократических курортов того времени.
Были также штемпели Тироля, Швейцарии и Португалии. Она живо и с удовольствием описывала разные мелкие события, заполнявшие ее дни, довольно вдохновенно писала о людях, с которыми встречалась. Зачастую она называла их просто по имени, а иногда ограничивалась инициалами.
Мария, например, была в то время королевой Румынии. Изабель с отцом были в то время в гостях у нее, и письмо пришло из Бухареста. А некоторое время спустя пришло письмо из Италии, где она тоже гостила при королевском дворе.
«Мой кузен Г.»
Полностью имя было написано в другом письме: речь шла о принце Гессенском.
Во время Первой мировой войны она отправляла свои письма через посольство Франции в Мадриде.
«Отец объяснил мне вчера, что я должна стать женой принца де В., которого вы неоднократно видели у нас в доме. Я попросила у него три дня на размышление и в эти три дня много плакала…»
Мегрэ попыхивал трубкой, время от времени поглядывая в сад на листву липы, передавал письма Жанвье и следил за его реакцией.
«Сегодня днем у меня был продолжительный разговор с Юбером, я была с ним полностью откровенна. Он знает, что я вас люблю, что между нами стоит множество препятствий и что я подчинюсь воле своего отца…»
На прошлой неделе Мегрэ расследовал простое и жестокое преступление
«Он согласился с тем, что наш брак будет бездетным, а я со своей стороны пообещала ему, что никогда не буду встречаться с вами. Он знает, что я вам пишу, и не подвергает сомнению то уважение, которое вы всегда выказывали по отношению ко мне…»
Время от времени в душе у Мегрэ что-то бунтовало.
— Ты в это веришь, Жанвье?
— Похоже, что все это искренне.
— Прочти это!
Письмо было написано три года спустя.
«Я знаю, друг мой, что вы будете страдать, но, если это вас утешит, я страдаю еще больше вас…»
Это было в 1915 году. Она сообщала, что Жюльен, брат принца де В., недавно погиб в Аргонне во главе своего полка. У нее снова был продолжительный разговор с мужем, приехавшим в Париж в отпуск.
В заключение она писала любимому человеку, что ей придется спать с принцем.
Конечно, она не употребляла таких слов. В письме не было не только ни одного грубого, шокирующего слова, но и сам факт был представлен как нечто нематериальное.
«Пока Жюльен был жив, Юбер не беспокоился, уверенный в том, что у брата будет наследник и что фамилия де В…»
Брата теперь не было. Значит, долгом Юбера было обзавестись потомством.
«Я провела ночь в молитве, а наутро пошла к своему духовнику…»
Священник согласился с мнением принца. Из-за любви нельзя допустить, чтобы угасло славное имя, встречавшееся на страницах истории Франции на протяжении пяти веков.
«Я поняла свой долг…»
Жертва была принесена, и родился сын Филипп.
Она сообщила о его рождении короткой фразой, которая изумила Мегрэ:
«Слава Богу, это мальчик!..»
Не означало ли это, что, если бы родилась девочка, ей пришлось бы начинать все сначала? А если бы снова и снова рождались девочки?
— Ты это читал?
— Да.
Оба они были во власти какого-то непонятного состояния, так как оба привыкли к суровой действительности, к страстям, которые завершались трагедиями и ими приходилось заниматься на набережной Орфевр.
Еще бы немного, и Мегрэ засунул бы все эти письма в шкаф с зелеными занавесками на застекленных дверях, проворчав при этом: «Сколько глупостей!»
В то же время он проникся каким-то уважением, почти нежностью, которую старался подавить.
— Ты этому веришь?
Снова герцоги, принцы, свергнутые короли, встреченные в Португалии. Потом путешествие в Кению вместе с мужем, затем в Соединенные Штаты, где Изабель чувствовала себя растерянной из-за суровости тамошней жизни.
«…Чем больше он взрослеет, тем больше походит на вас. Не чудо ли это? Возможно, это Небеса воздают нам за принесенную жертву? Юбер тоже замечает это сходство и смотрит на ребенка как-то по-своему…»