Мегрэ и старики
Шрифт:
Создавалось впечатление, будто жизнь остановилась здесь, словно в зале ожидания вокзала.
— Проходите сюда, месье Мегрэ.
Они двинулись по другому коридору, в конце которого встретили высокого мужчину, — с тоской во взоре тот смотрел, как они приближаются.
— Я искала вас, Филипп. Комиссар Мегрэ хотел бы переговорить с вами. Где вам угодно его принять?
Филипп несколько рассеянно протянул руку, однако, судя по всему, ему было любопытно так близко видеть полицейского.
— Все равно где. Хоть бы и здесь.
Он толкнул дверь, и они оказались в кабинете с красной обивкой,
— Я оставляю вас, месье Мегрэ; прошу вас, держите меня в курсе всех новостей. Когда тело привезут на улицу Сен-Доминик, пожалуйста, дайте мне знать.
И принцесса мгновенно исчезла, словно растворилась в воздухе.
— Вы желали говорить со мной?
Чей это был кабинет? Скорее всего, ничей: по всему было видно, что тут никто не работал. Филипп де В. указал Мегрэ на стул и протянул портсигар.
— Благодарю вас.
— Вы не курите?
— Только трубку.
— Я обычно тоже. Но только не в этом доме. Мою мать это приводит в ужас. — В голосе его слышалась скука, может даже нетерпение. — Полагаю, вы хотите поговорить со мной о Сент-Илере?
— Вам известно, что его убили прошлой ночью?
— Жена только что сказала мне. Признайтесь, странное совпадение.
— Вы хотите сказать, что его смерть могла быть как-то связана с кончиной вашего отца?
— Откуда мне знать? В газете ничего не пишут о подробностях преступления. Полагаю, самоубийство можно исключить?
— Почему вы спросили? У графа были причины покончить с собой?
— Я не вижу ни единой, но никогда нельзя угадать, что у человека на уме.
— Вы его знали?
— Когда я был ребенком, мать как-то показала мне его. Потом мы встречались в свете.
— Вы говорили с ним?
— Никогда.
— Вы были на него в обиде?
— С какой стати?
Он тоже искренне удивлялся подобным вопросам.
У него тоже был вид честного человека, которому нечего скрывать.
— Всю свою жизнь мать питала к нему некую мистическую любовь, которой не приходилось стыдиться.
Мой отец первый улыбался, слыша об этом; даже бывал чуточку растроган.
— Когда вы приехали из Нормандии?
— В воскресенье после полудня. На прошлой неделе, после несчастного случая с отцом, я приезжал один, но потом уехал снова, видя, что жизнь его вне опасности. В воскресенье, когда мать позвонила мне и сказала, что он умер от приступа уремии, я был поражен.
— Вы поехали всей семьей?
— Нет. Жена и дети прибыли только в понедельник.
Кроме, разумеется, старшего сына, который учится в школе.
— Ваша мать говорила с вами о Сент-Илере?
— Что вы имеете в виду?
— Мой вопрос, может быть, покажется смешным.
Сказала ли она вам в какой-то определенный момент, что собирается выйти замуж за графа?
— Излишне было бы говорить об этом. Я уже давно знал, что, если отец умрет раньше матери, этот брак состоится.
— Вы никогда не вели такую же светскую жизнь, как ваш отец?
Вопрос, казалось, удивил его, и он задумался, прежде чем ответить.
— Кажется, я начинаю понимать, к чему вы клоните. Вы видели в журналах фотографии отца и матери, когда они прибывали с визитом к какому-нибудь европейскому двору, присутствовали на великосветской
— Вы кого-нибудь подозреваете?
— В убийстве Сент-Илера?
Мегрэ показалось, что губы его собеседника слегка дрогнули, но он не осмелился бы это утверждать.
— Нет. Подобные подозрения лучше держать при себе.
— И все же у вас есть какое-то предположение?
— Оно совершенно несостоятельно, и я предпочитаю о нем умолчать.
— Вы подумали о ком-то, чья жизнь изменилась бы со смертью вашего отца?
Филипп де В. потупил взгляд, затем снова посмотрел на Мегрэ:
— Одна мысль пришла мне в голову, но я не стал задерживаться на ней. Я столько слышал о Жакетте и ее преданности… — Он, казалось, был недоволен тем оборотом, который принимал разговор. — Мне не хотелось бы показаться нелюбезным, но я должен попрощаться с домашними: желательно, чтобы они доехали до темноты.
— Вы остаетесь на какое-то время в Париже?
— До завтрашнего вечера.
— Будете жить на площади Вандом?
— Мать сказала вам?
— Да. Для очистки совести я должен задать вам последний вопрос, прошу на меня не обижаться. Я был вынужден задать его также и вашей матери.
— Где я был вчера вечером, я полагаю? В котором часу?
— Положим, от десяти до полуночи.
— Немалый промежуток времени. Погодите! Я ужинал здесь, с матерью.
— Наедине?
— Да. Я ушел где-то в половине десятого, когда явился аббат Гож, к которому я не питаю особой симпатии.
Затем я поехал в гостиницу, обнять жену и детей.
Наступило молчание. Филипп де В. глядел прямо перед собой, явно смущенный, не решаясь продолжать.
— Потом я вышел подышать свежим воздухом на Елисейские поля…
— Вы гуляли там до полуночи?
— Нет.
На этот раз он заглянул Мегрэ прямо в лицо с несколько пристыженной улыбкой.
Вам это покажется странным, особенно если учесть, что я в трауре. Но для меня это нечто вроде традиции. В Женту меня слишком хорошо знают, чтобы я мог позволить себе какие-либо похождения: мне это и в голову не приходит. Может, виной всему воспоминания молодости? Всякий раз, когда я бываю в Париже, я имею обыкновение проводить пару часов с хорошенькой женщиной. А поскольку я не желаю, чтобы это имело продолжение и как-то осложнило мою жизнь, то и удовлетворяюсь…
Он неопределенно махнул рукой.
— Всегда на Елисейских полях? — уточнил Мегрэ.
— Я бы никогда не признался в этом жене: она бы не поняла. Для нее существует только определенный круг…
— Как девичья фамилия вашей жены?
— Ирен де Маршанжи… Могу добавить, если это вам окажется полезным, что моя вчерашняя подружка — темноволосая, не очень высокая, одета в светло-зеленое платье, над грудью — родимое пятно. Кажется, над левой грудью, но я не вполне уверен.
— Вы пошли к ней?