Мегрэ и убийца

Сименон Жорж

— Понятно, шеф.

Водитель был из тех, кто его знал, почему и не стал возражать против короткого рейса. Выходя из машины, Мегрэ поднял голову и увидел свет в окнах своей квартиры. Когда он одолел последний лестничный пролет, дверь открылась.

— Не простудился?

— Кажется, нет.

— Я вскипятила воду для грога. Садись. Я помогу тебе разуться.

Носки промокли насквозь. Жена пошла за его домашними туфлями.

— Пардон рассказал нам, в чем дело. Интересно, как отреагировали родители?

Почему поехал к ним ты?

— Не знаю.

Он занялся этим делом непроизвольно — потому что оказался в гуще событий, потому что оно напомнило ему годы, проведенные на улицах ночного Парижа.

— Сперва они даже не поняли. А вот сейчас наверняка сломались.

— Они молоды?

— Ему за сорок пять, но, по-моему, меньше пятидесяти. Жене нет и сорока, очень хорошенькая. Ты знаешь духи «Милена»?

— Конечно. Их все знают.

— Так вот, это их фирма.

— Они очень богаты. У них замок в Солони, яхта в Канне, они дают роскошные приемы.

— Откуда тебе-то известно?

— Не забывай: мне приходится часами дожидаться тебя, и я читаю иногда газетные сплетни.

Она плеснула в стакан рома, добавила сахарной пудры, положила ложечку, чтобы стакан не треснул, и налила кипятку.

— Ломтик лимона?

— Не надо.

Вокруг было тесно, но уютно. Мегрэ огляделся, словно возвратился из долгого путешествия.

— О чем ты думаешь?

— Как ты сказала, они очень богаты. Квартира роскошная — я таких и не видел. Они вернулись из театра, были оживлены. Увидели, что я сижу в холле. Горничная тихонько сказала им, кто я.

— Раздевайся.

Все же дома лучше всего. Мегрэ надел пижаму, почистил зубы и четверть часа спустя, немного возбужденный грогом, лежал рядом с г-жой Мегрэ.

— Спокойной ночи, — сказала она, приблизив к нему лицо.

Он поцеловал ее, как делал это вот уже столько лет, и прошептал:

— Спокойной ночи.

— Как обычно?

Это означало: «Я разбужу тебя как обычно в половине восьмого и принесу кофе».

Он неразборчиво пробормотал «да», уже проваливаясь в сон. Ему ничего не снилось. А если и снилось, то сны не запоминались. И сразу же наступило утро. Пока он сидел в постели с чашкой кофе, жена отдернула шторы, и Мегрэ попытался проникнуть взглядом сквозь тюлевую занавеску.

— Дождь все еще льет?

— Нет, но судя по тому, что люди идут, засунув руки в карманы, весна еще не наступила — что бы там ни говорил календарь.

Было 19 марта. Среда. Еле успев влезть в халат, Мегрэ принялся звонить в больницу Сент-Антуан; ему пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы связаться с больничным начальством.

— Да… Мне хотелось бы, чтобы его поместили в отдельную палату… Прекрасно знаю, что он умер. Но это не основание заставлять родителей ходить по подвалам. Через час-другой они приедут. После их посещения тело

увезут в Институт судебно-медицинской экспертизы… Да. Можете не бояться: родители заплатят… Ну, конечно… Они заполнят все, что вам нужно.

Он уселся напротив жены, съел два рогалика и выпил еще чашку кофе, рассеянно глядя на улицу. Низкие тучи по-прежнему бежали по небу, но у них уже не было того противоестественного оттенка, что накануне. Все еще сильный ветер раскачивал ветви деревьев.

— У тебя уже есть какие-нибудь соображения насчет…

— Ты же знаешь, у меня никогда не бывает соображений.

— Я знаю также, что если они и бывают, ты все равно о них не рассказываешь. Ты не находишь, что Пардон плохо выглядит?

— Тебя это тоже удивило? Он не только устал, но и пал духом. Вчера наговорил о своей профессии такого, чего раньше я от него никогда не слышал.

В девять Мегрэ из своего кабинета соединился с комиссариатом XI округа.

— Говорит Мегрэ. Это вы, Лувель? — узнал он по голосу.

— Вы, видимо, насчет магнитофона?

— Да. Он у вас?

— Демари подобрал его и принес сюда. Я боялся, что дождь повредил аппарат, но он работает. Непонятно, зачем мальчишка записывал все эти разговоры.

— Можете прислать его мне сегодня утром?

— Вместе с донесением, которое допечатают через несколько минут.

Почта. Циркуляры. Вчера вечером он не сказал Пардону, что тоже подавлен лавиной административных бумаг.

Потом он отправился в кабинет начальника на доклад. В нескольких словах рассказал о том, что произошло накануне, поскольку Жерар Батийль был человек известный, и дело могло вызвать много шума. Действительно, возвращаясь к себе в кабинет, комиссар наткнулся на группу журналистов и фотографов.

— Вы в самом деле почти присутствовали при убийстве?

— Просто я достаточно быстро прибыл на место преступления, потому что находился неподалеку.

— Этот парень, Антуан Батийль, в самом деле сын фабриканта косметики?

Откуда прессе все известно? Неужели слухи просочились из комиссариата?

— Привратница утверждает…

— Какая привратница?

— С набережной Анжу.

Мегрэ ее даже не видел. Не назвал ей ни своего имени, ни должности. Проболталась, разумеется, горничная.

— Родителям сообщили вы?

— Да.

— Как они реагировали?

— Как люди, узнавшие, что их сына только что убили.

— Они кого-нибудь подозревают?

— Нет — Не думаете ли вы, что это дело может оказаться политическим?

— Наверняка нет — Тогда любовная история?

— Не думаю.

— У него ведь ничего не взяли, правда?

— Нет.

— Ну так что же?

— Ничего, господа. Расследование только началось; когда будут результаты, я вам сообщу.

— Вы видели дочку?