Мегрэ и убийца
Шрифт:
— Да.
— Несчастный случай?
— Если это можно так назвать. Сегодня вечером на темной улице Попенкур на него напали.
— Он ранен?
— Да.
— Тяжело?
— Он мертв.
Мегрэ предпочел бы их не видеть, не присутствовать при этом жестоком ударе. Светская пара, полная уверенности и непринужденности, исчезла. Их одежда вдруг перестала быть творением знаменитых модельеров. Даже квартира потеряла свою элегантность и обаяние. Перед комиссаром сидели мужчина и женщина, раздавленные
— Вы уверены, что это мой…
— Антуан Батийль, не так ли? — спросил Мегрэ и протянул еще влажный бумажник.
— Да, бумажник его. — Мужчина машинально закурил. Руки у него дрожали. Губы тоже. — Как это произошло?
— Он вышел из маленького бара для завсегдатаев. Прошел под ливнем метров пятьдесят, и тут кто-то сзади нанес ему несколько ударов ножом.
Лицо женщины исказилось, словно ее ударили. Муж обнял ее за плечи, хотел что-то сказать, но не смог. Да и что говорить?
— Задержать удалось?.. — спросил он, лишь бы не молчать.
— Нет.
— Умер сразу?
— Как только привезли в больницу Сент-Антуан.
— Мы можем его увидеть?
— Советую ехать туда не сейчас, а дождаться завтрашнего утра.
— Мучился?
— Врач говорит, нет.
— Пойди ляг, Мартина. Или хотя бы подожди в спальне, — осторожно, но решительно он вывел ее из комнаты. — Я сейчас вернусь, комиссар.
Батийль отсутствовал с четверть часа; когда он вернулся, лицо его было бледное, изможденное, взгляд — отсутствующий.
— Садитесь, прошу вас.
Он выглядел маленьким, худощавым, нервным. Казалось, Мегрэ угнетает его своим ростом и плотностью.
— Так и не хотите выпить? — открыв небольшой бар, Батийль достал бутылку и два стакана. — Не стану скрывать: мне это сейчас необходимо. — Он приготовил себе виски и, наливая во второй стакан, спросил:
— Вам содовой побольше? — после чего сразу продолжил:
— Не понимаю. Не могу понять. Антуан ничего от меня не скрывал, да ему и нечего было скрывать. Он был… Больно говорить о нем в прошедшем времени, но придется привыкать. Он был студентом, изучал в Сорбонне литературу. Не входил ни в какие группировки, совершенно не интересовался политикой.
Опустив руки, он уставился на светло-коричневый ковер и проговорил, словно рассуждая вслух:
— Убили… Но за что? За что?
— Чтобы попробовать выяснить это, я и пришел.
Батийль посмотрел на Мегрэ так, словно впервые его заметил.
— А почему вы лично занимаетесь этим? Ведь для полиции это рядовое происшествие, верно?
— По воле случая я оказался почти рядом.
— Вы ничего не видели?
— Нет.
— И никто ничего не видел?
— Никто, кроме итальянца-бакалейщика, который возвращался с женою домой. Я принес вам вещи, обнаруженные
Отец, казалось, сначала не понял, потом выдавил:
— А… Ладно. — И чуть не улыбнулся:
— Это была его страсть. Вам, конечно, будет смешно… Мы с его сестрой тоже над ним подшучивали. Некоторые бредят фотографией и охотятся за интересными лицами даже под мостами. А Антуан собирал голоса людей. Частенько убивал на это целые вечера. Заходил в кафе, на вокзалы — в любые места, где много людей, и включал магнитофон. Он носил его на животе, и многие принимали его за фотоаппарат. А в руке прятал миниатюрный микрофон.
Наконец-то у Мегрэ появилась хоть какая-то зацепка.
— У него никогда не было неприятностей из-за этого?
— Только однажды. Это случилось в баре неподалеку от площади Терн. Двое мужчин стояли у стойки, а Антуан, облокотившись рядом, незаметно записывал. «Ну-ка, мальчик, — сказал вдруг один из мужчин, отобрал магнитофон, вынул кассету и пригрозил:
— Не знаю, что это за игра, но если мы еще как-нибудь встретимся в темном уголке, постарайся быть без этой машинки».
— Думаете, что… — отпив глоток, спросил Жерар Батийль.
— Все может быть. Нельзя пренебрегать никакой версией. Он часто ходил на охоту за голосами?
— Два-три раза в неделю, всегда вечером.
— Один?
— Я же говорил, друзей у него не было. Он называл эти записи человеческими документами.
— И много их у него?
— Может сотня, может больше. Время от времени он их прослушивал, менее интересные стирал. Как вы считаете, в котором часу завтра…
— Я предупрежу в больнице. Во всяком случае, не раньше восьми утра.
— Мне можно будет привезти тело сюда?
— Не сразу.
Отец понял, и лицо его посерело еще больше: он подумал о вскрытии.
— Извините, господин комиссар, но я…
Он едва держался. Ему нужно было остаться одному, может быть, пойти к жене, может быть, поплакать или посидеть в тишине, выкрикивая бессвязные слова.
— Не знаю, в котором часу вернется Мину, — произнес он, словно обращаясь к самому себе.
— Кто это?
— Его сестра. Ей всего восемнадцать, но живет она на свой лад. Вы, наверное, пришли в пальто?
Когда Мегрэ зашел в гардероб, появилась горничная, помогла ему натянуть промокшее пальто и подала шляпу. Он спустился по лестнице, прошел через маленькую дверь, очутился на улице и немного постоял, глядя на дождь. Ветер ослабел, шквалы дождя были уже не так свирепы. Попросить разрешения вызвать такси по телефону Батийлей комиссар не осмелился. Втянув голову в плечи, он перешел через мост Мари, свернул в узкую улочку Сен-Поль и у метро увидал, наконец, стоянку такси.
— Бульвар Ришар-Ленуар.