Механический ангел
Шрифт:
— Нет, вы не оскорбили меня, господин Херондэйл. — Вопреки произнесенным словам, щеки Тесс предательски вспыхнули. Конечно, ей стало неловко, ведь хорошо воспитанные молодые леди не должны знать, что такое бордель, а уж тем более не должны позволять джентльменам говорить о подобном в их обществе. Убийство — это одно, а публичный дом… — Но я не уверена, что тот дом был… таким, как вы о нем говорите. Я много времени проводила у окна, и знаю, что никто туда не приходил, а соответственно, никто и не уходил. Ну, конечно, кроме Темных сестер, их горничной и кучера. Я совершенно уверена, что больше там не было никого.
— Действительно, дом кажется заброшенным, — согласился Уилл. — Видно, они решили на время
Тесс обрадовалась смене темы и заговорила быстро-быстро, чтобы никто уже не мог перебить ее и вернуться к прежнему разговору:
— Нет-нет, никогда я не замечала за своим братом ничего подобного… Да и я сама не подозревала о своих способностях до того самого дня, когда меня схватили Темные сестры.
— И что же это у вас за таинственные способности? — поинтересовалась Джессамина. — Простите, но Шарлотта нам о вас совсем ничего не рассказывала.
— Джессамина! — Шарлотта нахмурилась и строго посмотрела на девушку.
— Я ей не верю, — уверенно заявила Джессамина. — Полагаю, она просто маленькая лгунья. Думает, если она принадлежит Нижнему миру, то мы станем с ней возиться, думает, мы побоимся нарушить Соглашение!
Тесс вздрогнула — такого выпада она уж точно не ожидала. И тут она вспомнила, как тетя Генриетта говорила ей: «Тесс, главное в этой жизни — не потерять себя» и «Всегда веди себя, как подобает леди, даже если твой брат дразнит тебя, не отвечай ему тем же» Эти воспоминания неожиданно успокоили ее. Она подняла голову и с вызовом посмотрела на собравшихся за столом людей. Не нужно было быть великим физиономистом, чтобы понять: Генри любопытно, чем кончится дело, но любопытство его — это отстраненное любопытство ученого; Шарлотта пытается подметить любую мелочь, от чего взгляд ее стал острым, как осколки стекла; Джессамина почти не старается скрыть презрение, которое питает к Тесс, а Уилла просто забавляет происходящее. Но что, если все они на самом деле согласны с Джессаминой? Даже Шарлотта? Что, если все они считают ее притворщицей, которая пытается выманить милостыню, играя их лучшими чувствами? А ведь тетя Генриетта не любила благотворителей почти так же сильно, как и тех, кто пользовался чужим милосердием.
Затянувшуюся паузу наконец нарушил Уилл. Он наклонился вперед и внимательно посмотрел в лицо Тесс.
— Вы можете держать это в тайне, — мягко сказал он. — Но знайте, что любая тайна имеет свой собственный вес, и некоторые из них бывают просто неподъемными. Сможете ли вы и дальше нести столь тяжелую ношу и сколько продержитесь? Кто знает…
— Это не тайна, — выпалила Тесс. — Но мне было бы легче вам показать, чем рассказывать.
— Превосходно! — Генри казался довольным. — Люблю представления. Вам нужен какой-нибудь реквизит, ну там… спиртовка или блюдечко?..
— Это не спиритический сеанс, Генри, — устало сказала Шарлотта, а потом повернулась к Тесс: — Вы не должны делать того, чего не хотите.
Но Тесс словно ее не слышала.
— Да, мне кое-что понадобится. — Она повернулась к Джессамине: — Пожалуйста, не могли бы вы одолжить мне что-то из своих вещей? Кольцо или носовой платок…
Джессамина поморщилась:
— Такое ощущение, что вы сейчас покажете нам глупый ярмарочный фокус. Кстати, после подобных представлений многие не досчитываются своих вещей…
Уилл сердито посмотрел на девушку:
— Дай ей кольцо, Джесси. У тебя их так много, что одним ты вполне можешь пожертвовать.
— Лучше отдай ей что-нибудь
— Нет, — твердо возразила Тесс. — Это должна быть ваша вещь. Из всех здесь присутствующих только вы одного со мной роста и примерно такого же сложения. Если я превращусь в Шарлотту, то окажусь… без одежды. Платье попросту свалится с меня.
— Хоть какое-то развлечение, — проворчала Джессамина, сняв с мизинца кольцо с красным камешком и бросив его Тесс через стол. — Пусть это станет подходящей ценой за представление. Не сомневаюсь. — Нахмурившись, Тесс сжала кольцо в ладони левой руки, а потом зажмурилась.
Всегда одно и то же. Сначала ничего не чувствуешь, а потом в голове что-то вспыхивает, словно кто-то зажег свечу в темной комнате. Она стала искать путь к источнику света, как учили ее Темные сестры. Было трудно забыть обо всех опасениях и победить застенчивость, но она проделывала это уже много раз — и знала, что нужно делать. Сначала она потянулась к свету и дотронулась до него. Потом Тесс стало тепло, словно она завернулась в одеяло, толстое и тяжелое. А потом вспыхнул яркий свет. Он был повсюду. Она тонула в нем… И оказалась внутри. В чужом теле. Соприкоснулась с чужим разумом.
Ее мысли скользили по поверхности разума Джессамины подобно пальцам, скользящим по поверхности воды. Только теперь она позволила себе выдохнуть. Неожиданно перед Тесс возник образ леденца с чем-то темным внутри, вроде червячка в яблоке. И образ этот был очень ярким, очень живым. Она чувствовала негодование, ненависть, возмущение, ужасную тоску… Ее глаза широко открылись. Она все еще сидела за столом, сжимая в руке кольцо Джессамины. Кожу покалывало, как всегда бывало после превращения. Тесс чувствовала легкость — Джессамина была стройнее, а соответственно, и легче. А еще Тесс ощущала, как мягкие волосы Джессамины, слишком густые, чтобы их могли удержать в прическе заколки, гладят ее обнаженные плечи.
— Ангел, — вздохнула Шарлотта.
Тесс огляделась. Все смотрели на нее не отрываясь: Шарлотта и Генри — широко открыв рты, Уилл — безмолвно. Юноша словно окаменел и так и остался сидеть со стаканом в поднятой руке. Джессамина… Она смотрела на Тесс с откровенным ужасом, словно увидела призрака. На мгновение Тесс почувствовала себя виноватой.
Джессамина глубоко вздохнула, ее лицо было мертвенно-бледным.
— Боже мой! Неужели у меня такой огромный нос?! — воскликнула она. — Почему никто раньше мне об этом не говорил?
Глава четвертая
Мы — тени
Pulvis et umbra sumus [28] .
Как только Тесс вернула себе прежний облик, на нее тут же посыпались вопросы. Могло показаться, что нефилимов, с рождения живших в мире волшебства, не должны были испугать ее способности. Однако по их реакции Тесс поняла, что ее талант действительно чрезвычайно необычен. Даже Шарлотта — единственная среди присутствующих знавшая, в чем он заключается, казалась ошеломленной.
28
Мы прах и тень (лат.).
29
Квинт Гораций Флакк (65 — 8 до н. э.) — древнеримский поэт золотого века римской литературы. Его творчество приходится на эпоху гражданских войн конца республики и первые десятилетия нового режима Октавиана Августа.