Механический рай
Шрифт:
Много было игр, разных, простых и сложных, длящихся часами или целыми неделями, Владислав создавал игрушки из любого подручного материала. Правила и условия игр выдумывал сам. Уже тогда отлично разбирался в механике, в законах физики и химических свойствах материала, без которых не сотворишь высокоточную в движениях куклу, только чучело. И еще одно нужно знать настоящему мастеру: психологию человека, все фазы ее развития с детства до старости. Только смерть ставит точку в бесконечной игре людей. Вот и получается, как ни крути, что вся жизнь
Из своего кабинета Филипп Матвеевич сначала услышал треск ломающихся веток, затем сильный удар о землю, шум и крики. Само пролетевшее мимо окна тело увидеть не успел. Но уже понимал, что случилось несчастье. Выскочив из кабинета, он побежал по коридору к выходу.
Вокруг Геры толпились школьники, а он все пытался подняться. Наконец ему удалось это сделать…
Позднее, два часа спустя, врач в больнице сказал, что на его памяти подобных случаев — когда человек падает с такой высоты и не получает почти никаких травм, лишь царапины — было всего три. А как правило, готовят место в морге.
— Девчонка одна из-за любви безответной с крыши двенадцатиэтажного дома нырнула. И представляете себе — ничего! Встала и побежала, — усмехнулся врач. А вашего подопечного мы пару дней подержим. Наверняка у него сотрясение мозга.
Филипп Матвеевич прошел в палату, где на кровати сидел мальчик. Он взглянул на директора, но ничего не сказал, только скривил губы в улыбке. В глазах не было ни страха от пережитого, ни тревоги, ни особой радости.
— Ну, космонавт, как там, в свободном полете, — приятные ощущения? спросил директор.
— Падаешь, как мешок с говном, — отозвался Гера. — Можете попробовать, только не советую.
— И пытаться не стану. У меня на плечах все-таки голова, а не кочан капусты.
— А это с какого угла посмотреть. И при каком освещении.
— Ладно, умник. Поскольку ты пациент, ругаться не стану. Скажи только: зачем ты это сделал?
— Да случайно! — поморщился Гера. — Сидел на подоконнике и вдруг потерял равновесие.
— Вдруг? А в школе говорят — из-за девчонки.
Гера засмеялся, но как-то неестественно, наигранно.
— Я ведь еще не совсем идиот. Чтобы из-за какой-то сучки…
— Ты бы поосторожнее с выражениями, — заметил директор. — А то, что ты не идиот, это верно. Хотел самоутвердиться? Показать себя в полном блеске, со звоном шпор? Славно.
— Филипп Матвеич, можете выполнить мою просьбу?
— Говори.
— Оставьте меня сейчас одного.
Директор несколько растерялся, настроившись на долгую беседу, но перечить не стал. Он поднялся, сухо попрощался с мальчиком и пошел к двери. Там, задержавшись, обернулся.
— Поживешь после больницы у меня, — произнес он.
— Видно будет, — буркнул Герасим.
В больничном дворике навстречу Филиппу Матвеевичу со скамейки поднялась Галя
— Ты чего тут делаешь? — спросил он. Не дождавшись ответа, догадался сам. Улыбнулся, пригладив ее волосы. — С ним все в порядке, зря беспокоишься. Ему бы твои волнения. У парня совсем нет нервов, только стальные проводки. Так, значит, он из-за тебя в полет отправился?
Галя неуверенно кивнула:
— Мы шутили, дурачились. Никто ничего такого не ожидал.
— Дурачились… — повторил Филипп Матвеевич. И задумался. Они будут дурачиться еще очень долго, несколько десятков лет, а некоторые из них — до конца жизни. В природе человеческой заложено относиться к собственной жизни снисходительно и небрежно, словно в запасе у него есть и вторая, и третья… Иные просто кличут смерть на свою голову, как тот же Герасим. Зачем? Отсутствует инстинкт самосохранения?
Или впереди настолько не видно никакого света, что наплевать на себя? Что остановит его? Будущая любовь? Не к этой ли девочке?
— Поезжай домой, — вздохнув, произнес директор. — Уже поздно. Тебя, наверное, и так заждались.
— А когда его выпишут? — спросила Галя, чуть покраснев.
— Скоро. Через пару дней. Он тебе нравится? Гера — необычный мальчик. Но будь с ним осторожна. — Филиппу Матвеевичу не следовало бы о том говорить, но он не мог смолчать.
— Почему? — спросила Галя.
— Потому что неизвестно, что окажется сильнее: здравый смысл или безумие, любовь или ненависть, сам человек или его тень. Эта беспощадная борьба затягивает всех, кто окажется рядом. Как ты. Ты понимаешь меня?
— Мне кажется, да, — ответила девочка.
— Открыто! — крикнул Владислав.
В мастерскую вошли, протиснувшись в дверь, двое: один высокий, плечистый, похожий на тяжелоатлета, другой — низенький, с лицом, как печеное яблоко. Он протянул Драгурову руку и сказал:
— Напрасно не запираете. Тут всякие ходят. Вы к какому комбинату бытовых услуг относитесь?
— Ни к какому, — ответил Владислав, решив, что эти люди — из налогового управления. Вчера ему звонили и предупредили, что должны явиться с проверкой. У нас фирма по ремонту мелких изделий домашнего обихода. Налево, если вы заметили, чинят пылесосы, утюги и чайники.
— Заметили. И уже побывали, — сказал низенький, улыбаясь и выдерживая паузу.
Второй прошелся по мастерской, оглядывая стеллажи с куклами. Остановившись возле клоуна-марионетки, взял его в руки, подергал за ниточки и коротко заржал.
— Положите на место, — попросил Драгуров. — Эта игрушка требует бережного отношения. К тому же она сломана.
— Положи, положи, — сказал низенький. — Еще успеешь наиграться.
— А вы, собственно, по какому вопросу? — забеспокоился Владислав. — Вам, наверное, нужен финансовый директор? Все документы, бухгалтерские отчеты у него. А сидит он в другом месте, здесь мы только арендуем мастерские.